Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
Я с усилием поднялся на колени перед детьми, лицом к двери. Потом выставил вперед левую руку — и мгновение потрясенно смотрел на нее. То есть, мне всегда казалось, что красное с черным мне к лицу, но только в том случае, если это относится к одежде. Не к моим рукам-ногам. Моя кисть превратилась в почерневшую клешню — то есть, черную везде, где она не была красной от крови. Браслет-оберег тоже потемнел и слегка покорежился от жара, но все же маленькие серебряные щиты чуть светились скрытой в них энергией.
Я поднял было другую руку дать сигнал Мёрфи, но услышал крик со стороны лестницы — свирепый, клокочущий, почти лишенный чего-либо человеческого. Дым рассеялся на мгновение, и я увидел Кинкейда — припадая на одну ногу, он отступил к стене и прижался к ней спиной. Одной рукой он зажимал рану на ноге, в другой держал пистолет. Потом поднял его и стрелял в невидимую мне цель до тех пор, пока обойма не опустела, и курок не щелкнул вхолостую.
— Давай, Мёрф! — крикнул я и повысил голос. — Кинкейд! Большевистская марионетка!
Голова его повернулась в мою сторону. Он молниеносно пригнулся, а потом отшвырнул пистолет, отпустил ногу и бросился ко мне на руках и одной здоровой ноге.
Я снова изготовил щит и коротко взмолился, чтобы взрыватель мины сработал как надо.
Время замедлило бег.
Кинкейд ворвался в дверь.
Мина коротко пискнула. Потом в ней что-то звонко щелкнуло.
Кинкейд пролетел мимо меня. Я чуть посторонился, пропуская его, и одновременно бросил остаток моих сил и воли в щит.
Крошечные металлические шарики — штук двадцать или тридцать — выметнулись из корпуса мины. Я выстроил защитное поле так, чтобы оно, начавшись от двери чулана, повышалось к задней стене до высоты фута в четыре. Несколько шариков ударило в щит, но уклон его заставил их отрикошетить в коридор.
А потом шарики с оглушительным грохотом взорвались. Осколки терзали каменные стены и плоть с одинаковой эффективностью. Мой щит сиял от напряжения, от энергии бивших в него осколков. Грохот стоял неописуемый; казалось, одного его достаточно, чтобы убить все живое в подвале.
И почти сразу же все стихло.
Наступила тишина, нарушаемая только потрескиванием огня. Ничего не шевелилось, только клубился заполнивший коридор дым.
Мёрфи, Кинкейд, дети-заложники и я сам сбились в бесформенную кучу. Несколько секунд мы так и оставались сидеть, оглушенные. Потом я спохватился.
— Пошли. Надо убираться отсюда, пока огонь не разгорелся, — голос мой звучал хрипло. — Давайте-ка выведем детей. Пожалуй, я могу порвать цепи.
Кинкейд молча вытянул руку и снял со стены ключ. Потом прислонился к стене спиной и бросил ключ мне.
— А можно и так, — кивнул я и передал ключ Мёрфи. Она принялась размыкать наручники. Я слишком устал, чтобы шевелиться. Рука не болела, что само по себе было неважным признаком. Но я слишком устал даже для того, чтобы переживать на этот счет. Я просто сидел и смотрел на Кинкейда.
Он снова зажимал раненую ногу рукой. Из-под пальцев сочилась кровь. Кровь испачкала весь его живот, руку, да и лицо его было сплошь забрызгано, словно он играл в "поймай яблоко" на бойне.
— Вы ранены, — сказал я.
— Есть немного, — согласился он. — Собака.
— Я видел, как на вас навалились.
— Да, там фигня вышла, — кивнул он.
— Что произошло? — спросил я.
— Я остался жив.
— У вас вся грудь в крови. И рука.
— Знаю.
— И лицо тоже.
Он заломил бровь, потом потрогал подбородок свободной рукой и посмотрел на перепачканные кровью пальцы.
— А… Это не моя кровь, — оп принялся рыться в поясной сумке.
Я сумел-таки накопить еще немного энергии, чтобы встать и подойти к нему. Он достал из сумки ролик черной изоленты и резкими, уверенными движениями туго обмотал ею раненую ногу, буквально заклеив рану. Он использовал почти треть ролика, потом хмыкнул и оторвал остаток.
— Боюсь, руку-то вы потеряли, — заметил он.
— Я так и так собирался отослать ее на кухню. Заказал средней прожарки.
Пару секунд Кинкейд молча смотрел на меня, потом негромко засмеялся. Странный у него вышел смех — будто он не привык к этому. Так и продолжая смеяться, он поднялся, достал еще один пистолет и снял с пояса свой мачете.
— Выводите детей, — сказал он. — Пойду, расчленю для надежности то, что осталось.
— Супер, — кивнул я.
— Столько хлопот, столько проблем — и в результате вы все равно разнесли все к чертовой матери. Не проще ли было сразу с этого начать, а, Дрезден?
Мёрфи освободила детей, и они по одному отцеплялись от стены. Один из них, девочка лет четырех-пяти, просто упала с плачем на меня. Я придержал ее за плечи с минуту, давая выплакаться.
— Нет, нельзя, — сказал я Кинкейду.
Кинкейд смотрел на меня со своим обыкновенным, непроницаемым выражением лица. В глазах его на мгновение мелькнуло что-то дикое, кровожадное, сытое… Мелькнуло и исчезло — может, мне это только показалось.
— Возможно, вы правы, — произнес он и исчез в дыму.
Мёрфи помогла мне встать. Она заставила всех детей взяться за руки, сама взяла за руку переднего и повела всех нас к лестнице. По дороге она нагнулась и подобрала с пола свои джинсы. Впрочем, того, что от них осталось, явно не хватало, чтобы избежать обвинения в появлении в общественном месте в непристойном виде, так что она со вздохом уронила их обратно.
— Розовые трусики, — заметил я, опустив взгляд. С белыми резинками. Ни за что бы не догадался.
Мёрфи тоже слишком устала, чтобы испепелять взглядом. Но честно попробовала.