Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
— О… Хорошо.
Я встал и принялся собираться.
— Где тот рюкзак, который я просил вас принести?
— В гостиной, — ответил Баттерс. — А что?
— Он вам может пригодиться, — хромая, вышел я в гостиную и вернулся с рюкзаком, на ходу ощупывая выпуклость в месте, где лежал Боб. Потом взял куртку, сунул в карман ключи от машины и направился к двери.
— Куда ты сейчас? — поинтересовался Томас.
— В дозор, — отозвался я.
— Тебе не стоит ехать одному.
— Возможно, не стоит, — согласился я. — Но поеду.
— Хоть Мыша возьми, — настаивал Томас.
Пес услышал свое имя и поднял голову.
— Чтобы держать поводок в зубах? — возразил я. — У меня только одна рабочая рука, не забывай.
Томас нахмурился, но пожал плечами.
— Ладно, — буркнул он.
— На телефоны полагаться нельзя, — напомнил я и бросил ему рюкзак. Он поймал его на лету. — Боб знает, как связаться со мной, если вы обнаружите что-нибудь. Ты понял, Боб?
— Яволь, герр коммандант, — отозвался приглушенный голос из рюкзака.
Баттерс пискнул и едва не упал со стула.
— Ч-что это?
— Объясни ему, — попросил я Томаса. — Свяжусь, как смогу.
Брат кивнул мне.
— Удачи. И осторожнее, ладно?
— И ты. Держи ухо востро. И еще раз спасибо, Баттерс.
— Да не за что. До скорого, — Баттерс потыкал в рюкзак вилкой.
— Эй! — возмутился Боб изнутри. — Прекрати. Щекотно ведь!
Я отворил дверь во двор. Ночной отдых пошел мне на пользу, а осознание того, как можно остановить наследников Кеммлера, придавало моим действиям электризующий смысл. Я подошел к машине, почти не ощущая боли в ноге.
Я повернул руку и там, на ладони, чернел написанный маркером телефонный номер Шилы.
У меня нет фотографической памяти.
Но я знал, у кого она есть.
Глава двадцать седьмая
Я отправился к себе в офис. Ситуация на дорогах могла бы оказаться и хуже. Похоже, народу из пригородов сегодня приехало на работу меньше обычного. Светофоры не работали, но на большинстве мало-мальски нагруженных перекрестков стояли копы-регулировщики, да и водители старались вести машины разумно, не спеша, как и подобает во время кризиса. Собственно, так это и назвали по радио: кризис. Еще пешеходов на улице виднелось больше обычного, и вели они себя проще обычного, лишившись безликих, деловых повадок.
Что ж, с учетом обстоятельств люди реагировали на ситуацию более чем достойно. Похоже, люди вообще могут вести себя при кризисе либо впадая в панику и массовые беспорядки, либо помогая друг другу, как и положено разумным существам. Когда свет вырубался в Лос-Анджелесе, народ жег машины и громил магазины. В Нью-Йорке люди сплотились.
Что ж, хорошо, что люди реагировали не так слепо, как можно было бы ожидать. Даже не напрягаясь, я ощущал пульсирующую, завивающуюся потоками по улицам черную магию. Одной ее вполне могло хватить для того, чтобы посеять в городе панику.
Но, конечно, еще не стемнело. Темнота могла многое изменить.
Какими бы продвинутыми мы себя ни считали, в каждом из нас живет древний, первобытный страх темноты. Страх того, что мы не увидим приближение опасности. Конечно, нам неприятно думать о том, что мы все еще боимся темноты, но если это не так, с чего тогда мы так отчаянно стараемся осветить наши города? Мы окружаем себя таким количеством света, что и звезд-то над головой толком не видим.
Занятная это штука — страх. Достаточно изменить освещение — и все мелкие, незначительные страхи могут вырасти до чудовищных размеров. А уж когда в воздухе клубится, как сейчас, черная магия, этот инстинктивный страх магии подпитывает сам себя, удваиваясь и учетверяясь — и в отсутствие внятных объяснений того, почему погас свет, люди начнут забывать все основанные на логике поводы не ударяться в панику.
Даже если исходить из того, что мне дастся помешать свежеиспеченному темному богу взойти на престол, вечер обещал выдаться поганым. Даже очень поганым.
Я поднялся в офис и попробовал дозвониться Шиле. Телефоны отказались помогать мне в этом — что, впрочем, не слишком меня удивило. Они и в лучшие времена редко работают идеально. Зато у меня в офисе имеется телефонная книга, с помощью которой я нашел ее адрес в Кабрини-Грин. Район этот когда-то пользовался дурной славой; сейчас он не так плох, но и лучшей частью города его тоже не назовешь. На мгновение я остро пожалел о револьвере, который посеял в переулке за букинистом Бока. Не то, чтобы револьвер намного превосходил эффективностью прочие штуки, с помощью которых я могу защитить себя, но на среднего чикагского уличного вора он производит больше впечатления, чем резная палка.
Скорее, забавы ради я попробовал набрать еще один номер — ближайшего дежурного Стража. И — благословенна будь телефонная сеть — в трубке послышались длинные гудки.
— Слушаю? — ответил мне низкий, чуть хрипловатый женский голос.
Я порылся в кармане ветровки в поисках записной книжки с паролями.
— Секундочку, — пробормотал я. — Не ожидал, что дозвонюсь так быстро, — хорошо еще, нужная мне запись находилась на последней странице, а не где-нибудь в середине. — Э-э… Шартрёз сирокко.
— Кролик, — отозвался женский голос. Я сверился с записной книжкой. Отзыв совпадал.
— Говорит чародей Дрезден, — доложил я. — У меня здесь ситуация категории Волк. Повторяю: категория Волк.
Женщина на другом конце провода издала странный, шипящий звук.
— Здравствуйте, чародей. Говорит страж Люччо.
Черт меня подери, сам босс, собственной персоной. Анастасия Люччо стояла в очереди на место в Верховном Совете и уже не первый год возглавляла корпус Стражей. Закаленная в боях тетка, и в войне с Красной Коллегией она фактически являлась главнокомандующим Совета.
— Добрый день, страж Люччо, — отозвался я как мог почтительнее — и потому, что она заслуживала почтения, и потому, что она чертовски нужна была мне здесь, в Чикаго.
— Какова обстановка? — спросила она.
— В городе по меньшей мере трое бывших учеников Кеммлера, — доложил я. — Они нашли четвертую книгу. Они собираются использовать ее сегодня вечером.
На противоположном конце провода воцарилась оглушенная тишина.
— Алло? — осторожно произнес я.
— Вы уверены? — спросила Люччо. В голосе ее улавливался едва заметный итальянский акцент. — Откуда вам известно, кто они такие?