Архон
Шрифт:
Сетис остановился, обернулся и в ужасе отпрянул: стена тумана, серая, как песок, и безмолвная, как ночь, придвинулась почти вплотную. В ней клубились призрачные струйки, вырисовывались и пропадали смутные силуэты. Юноша дернулся, раскрыл рот, но крикнуть не успел: туманная стена надвинулась, задушила, опрокинула, окутала густой пеленой. Он ослеп, не знал, куда идти.
— ОРФЕТ! — сдавленно вскрикнул Сетис
Послышался чей-то приглушенный отклик. Он присел на корточки, погрузил ладони в песок. Чудовищный зверь был рядом. Сетис чувствовал его, слышал шорох лап по неверной каменистой почве, видел громадное гибкое тело. Обливаясь холодным потом,
— ОРФЕТ! ШАКАЛ!
Туман расступился. Его прошили рыжеватые лучи, похожие на кошачьи усы, вспыхнули золотистые глаза. Ослепленный, Сетис прикрыл глаза рукой и сквозь пальцы увидел, как внезапно вспыхнувший веер ярко-желтых лучей пронизал туманную пелену, окрасил ее в янтарный цвет, растворил, рассеял. Вытянутой тенью нарисовалось продолговатое туловище, показались окрестные камни, ствол мертвого дерева, а далеко, страшно далеко впереди над пустым горизонтом всходило солнце.
Чья-то рука тронула Сетиса за плечо, он в испуге вздрогнул. Это оказался Шакал с оружием наготове, а с ним — все остальные.
— Что ты видел? — тихо спросил рослый грабитель.
Сетис провел рукой по лицу. Голос охрип от страха.
— Льва. В тумане.
— Льва?
— Я его видел.
— Я же вас предупреждал! — Алексос смертельно устал, но всё же храбро скрестил руки на груди. — Надо было дать мне поговорить с ним.
Шакал медленно кивнул.
— Выходит, нас преследуют демоны. — Солнечные лучи озарили его лицо; он отвернулся от яркого света. — Для некоторых из нас это не новость.
— Чего он хочет? — спросил Лис и поймал взгляд Шакала. — Я не о том…
— Остановить нас. — Алексос сверкнул на него глазами. — Сожрать нас.
— Ничего страшного. — Шакал хмуро брел вперед. — Можем оставить на песке толстяка. Его хватит, чтобы насытить даже льва, сотканного из тумана и страха.
— Лев там был, — прорычал Сетис, всё еще дрожа.
— Был, конечно. У тебя в голове. Что скажешь, музыкант?
Орфет поднял взгляд. Глаза были пусты, он с трудом шевельнул пересохшими губами.
— Мне всё равно.
— Вот именно. — Шакал отвернулся от него. — Мне тоже. А теперь пойдем. Быстро. До подножия гор еще далеко, и в ближайшие два дня надо найти воду, иначе мы тут погибнем. Это и есть реальная опасность, которая нам грозит, а не пустые страхи и миражи. — Он выхватил у Лиса свой вещевой мешок и закинул его за спину. Его удлиненная тень вытянулась к горам. — Пошли.
Алексос подошел к Сетису.
— Я тебе верю, — сказал он. — Он там, сзади, принюхивается. — Мальчик оглянулся, окинул взглядом бесплодную пустыню. — И посмотри на наши следы. По ним легко идти. — Он понизил голос: — Что говорит Сфера?
— Что Первого Зверя надо умиротворить, ибо его природа — гнев, опрыскает в умах, а когти его — зависть. Там было что-то еще про цветы, но я не сумел перевести несколько фраз, слишком плохо сохранился текст. — Вдруг Сетис поднял голову, охваченный внезапными сомнениями. — Что-то здесь не так. Если Шакал считает, что ты знаешь дорогу к Колодцу, значит, он должен верить, что ты — Бог. А он не верит. — Юноша поднял глаза. — Как ты думаешь, он знает о Сфере?
— Откуда?
Ум Сетиса лихорадочно работал.
— У него есть шпионы в… — он едва не обмолвился «в штабе Аргелина», но вовремя прикусил язык. — В разных местах. Может, он узнал, что Мирани принесла тебе Сферу… — Гипотеза была шаткой. Но если Шакал знает о Сфере, почему он просто не отберет ее и не уйдет? И если он знает о Сфере, то знает ли о приказе, полученном Сетисом?
— Тогда надо быть осторожнее, — сурово молвил мальчик.
— Ты прав, — пробормотал Сетис.
Вдруг он скинул с плеч мешок, порылся в потайном кармане, устроенном на дне, и достал пергамент с переводом текста со Сферы. Торопливо пробежал его глазами.
— Что ты задумал?
— Хочу его уничтожить. Сфера ничего им не расскажет. Тогда я им буду нужен живым.
Алексос кивнул.
— Хорошая мысль. Если сумеешь выучить его наизусть.
— Сумею. — Сетис поспешно заучил текст. Это было нетрудно, потому что он провел в работе над ним много часов. Потом он разорвал пергамент на мелкие клочки и рассеял их по пустыне, глядя в длинную спину Шакала.
Несколько шагов они шли в молчании. Потом Сетис облизал губы.
— Архон…
— Что?
— Та женщина, кочевница. Она умоляла, чтобы я попросил тебя послать ей сына.
— Это было бы неплохо, — ответил Алексос, будто в полусне.
— И… словом, я знаю, что ты Бог. Видел, как ты превращаешь камни… и приносишь дождь. Поэтому ты, если захочешь, сумеешь ей помочь. И ты знаешь… многое…
Бесполезно. Алексос, опираясь на посох, прыгал через камни. Слова Сетиса его совсем не волновали.
— Я знаю многое.
— Обо мне? Алексос рассмеялся.
— Я знаю, что ты умен, Сетис.
Юноша прикрыл глаза.
— Умен.
— И ты мой друг. — Мальчик побежал к Орфету. Сетис посмотрел ему вслед. Тонкая фигурка в грязной белой тунике, босые ноги, темные спутанные вихры.
— Бойся друзей своих, — прошептал он.
К полудню они устали до изнеможения. Жаркие лучи солнца над головой превратили землю в кипящий ад. Зной наваливался на плечи непосильным гнетом, путники сгибались под его тяжестью. Но укрыться было негде. Лис шел впереди и внимательно смотрел по сторонам. На его замотанном тканью лице виднелись только глаза. Они спустились в сухую долину, устланную скользкими камнями. Видимо, когда-то, много столетий назад, здесь струилась река. Но сейчас под безжалостным солнцем ничего не росло, и земля вокруг, насколько хватало глаз, корчилась и трепетала под жгучими лучами, превращенная в огненную печь. Не было ни малейшего ветерка, который принес бы желанную прохладу.
Сетис отхлебнул пару глотков теплой воды и присел на корточки.
— Пора отдохнуть.
— Не здесь. — Губы Шакала были покрыты коркой сухого песка. — Нет тени.
— Придется обойтись. Алексос измучен.
Грабитель посмотрел на мальчика. Того уже сморил сон.
— Прикрой его, а то обгорит.
Орфет вытащил из мешка плащ и накинул на Алексоса, потом достал флягу и жадно припал к ней. Вода капала с подбородка, могучее горло работало, как кузнечные мехи.
— Не переживай, — шепнул ему Сетис. Маленькие глазки Орфета горели еле сдерживаемой яростью. Лицо покрылось струпьями, а платок, обмотанный вокруг шеи, делал его похожим на изгоя, на прокаженного.