Арии
Шрифт:
Только Старик собрался продолжить странный разговор, как в фургон прилетели две стрелы. Одна вонзилась в облучок, на котором сидел я, другая пробила борт и вошла в пол. Старик тут же выдернул и осмотрел ее.
— Охотники. Малец, гони. Ушастые не хотят сами лезть, — он протиснулся на облучок и забрал поводья, — дайка, мне сподручней.
После он стеганул лошадей и что-то прошептал. Лошадки сразу встрепенулись, и фургон стал разгоняться. Следующая стрела прилетела в заднюю часть фургона. Нас догоняли, но сзади на дороге никого не было видно. Старик стал серьезней, а парни
— Нам от них не оторваться. Тут недалеко была раньше деревенька, если повезет, сможем там укрыться до утра. Туда не полезут. Но сначала надо разобраться с загонщиками, — все это Старик говорил, не отрываясь от управления лошадками, — вряд ли они всем отрядом тут. Вот!
Старик резко натянул поводья, и фургон сделал поворот. Мы слетели с относительно ровной дороги и стали углубляться в редкий лесок. Солнце постепенно катилось к закату, и сумерки медленно стали стирать краски дня. Ловко управляя фургоном, он объезжал попадавшиеся на пути деревца. Я как ни смотрел вокруг, так и не смог заметить погони, а стрелы продолжали прилетать. Задняя стена постепенно превращалась в подобие подушки для иголок. Это не вселяло оптимизма.
— Может, я по ним жахну? — наконец нарушил тишину Хоттабыч. — Я могу.
— Сиди. Жахальщик. Рано, — не поворачиваясь, проговорил Старик. — Всем приготовиться.
Фургон, петляя, углублялся в лесок, и там лошадки не могли поддерживать прежнюю скорость. Значит, нас скоро настигнут, и нужно готовиться к битве. Ребята в фургоне сидели и смотрели на нас. Старик передал мне поводья и, повернувшись к ребятам, сказал:
— Вы пока тут. Начнется заварушка, подтягивайтесь, но на рожон не лезьте. Все, бросай поводья, лошадки дальше сами. Пойдем охотиться.
Мы спрыгнули в высокие кусты, а фургон покатил дальше. Перекатившись, замерли в кустах. Пару минут ничего не происходило, мы просто сидели и прислушивались к вечернему лесу, но потом Старик поднес палец к губам. Недалеко от нас хрустнула ветка и птица вспорхнула из-за дерева. Не поднимаясь в полный рост, мы двинулись на звук. Старик шел первым, я прикрывал ему спину.
В голове было пусто, все движения выполнял на автомате: пригибаюсь и перешагиваю через поваленное деревце, потом приседаю и прислушиваюсь. Все это я повторял за учителем. Так мы прошли еще минуту, присев возле куста, стали прислушиваться. Шумела листва от порывов ветра, издалека слышно было пение птиц. Я осмотрелся и понял, что остался один. Сидящий рядом со мной Старик исчез, словно его тут и не было. Я, перехватив глефу двумя руками, двинулся дальше.
— Замри! Брось. Оружие брось, сказал, — тихий голос раздался у меня за спиной, — не балуй, бросай палку.
Я не стал рисковать и положил на землю глефу, встать мне не дали, около горла замер кинжал.
— Дернешься — покойник. Замри.
Меня стали обыскивать, при этом кинжал неприятно царапнул кожу. На землю упали мои ножи.
— Пустой. На колени, — все тот же голос отдавал команды.
Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Медленно, не делая резких движений, стал опускаться на колени.
— Сколько вас? И где второй? —
— Теперь руки вытяни вперед.
Я не сопротивлялся, так как не мог определить, один у меня за спиной противник или несколько. — Молодец. Тихо, тихо. Так держи.
— Дяденька, я по грибы тут. Не убивайте, один хожу тута, — надо было ломать эту игру и прикинуться дурачком — мне подумалось здравой идеей. — Пошел поглубже, тута крупные растуть. Не убивайте, всеми пресветлыми заклинаю. Грех это.
— Ага, что-то ножичек большой с собой взял.
Я увидел движение, и чей-то сапог пнул глефу, от чего она откатилась в сторону.
— Так тута, чай, и медведи водются — продолжил я прикидываться. По звукам рядом со мной был один противник, но я и его не услышал, и потому надо заставить говорить тех, кто молчит. — Давеча мы с дядькой такого сраму натерпелись. На такого бурого нарвались, что все штаны изгадили. Так и бежали, смердя и крича.
— Ха! Да как вы смогли убечь-то? — второй голос встрял в разговор, — знамо, не убежать от косолапого. Вот брехло. Слышь, Гарден, этого малого?
Уже двое, надо потянуть ещё время. Старик тут где-то и пока не нападает, значит, не все еще подтянулись к тому месту, где меня поймали. Мысли о ребятах, оставшихся в фургоне, старался от себя гнать. А то сорвусь. Где же ты, Старик, чего медлишь?! Кинжал убрали от горла.
— Вяжи его. И пошли искать другого. Двое их было, — третий голос раздался издалека, — не тяните. Нам еще их повозку искать.
— Тятя, так нас косолапый не тронул, потому что мы сильно обосрамились и смердели так, что сил нету, — я ждал момента для рывка. По манере говорить я понял, что меня поймали не благородные, простые охотники за головами, и есть шанс вырваться.
— Хален, Торек, где вас темные носят? — голос вроде первого говорившего.
Надо взглянуть на них. Я медленно стал поворачивать голову в бок. Ведь если б хотели, давно убили бы, значит, мы нужны им живыми.
— Башкой не верти и руки не опускай, — все тот же голос остановил меня, и кто-то кольнул в ягодицу, от чего я дернулся.
— Да! Не боец ты. А нам говорили, что страшный воин и что тебя бояться надо, — голос говорившего стал удаляться, — или мы не того взяли?
— Тятя, не того. Вы ж меня вона как прихватили. Я чуть со страху в штаны не напрудил, — я слегка наклонился вперед, руки стали затекать в таком положении и надо кончать с этим цирком, — не убивайте, а то Саня придет и сделает кусь.
— Кто? — но договорить он не успел. Мой верный товарищ, выручающий меня в самые сложные моменты, появился у меня за спиной и сразу вступил в бой. Сдавленный крик и ругательства стали для меня сигналом, я перекатился вперед и, подхватив глефу, резко развернулся. Пущенная стрела прошла совсем рядом с головой, заставив присесть и кувыркнуться в сторону. Следующая стрела вошла в деревце, за которое я закатился. Стрелок не дал мне двигаться дальше, следующая стрела вошла в мох рядом с ногой, и мне опять пришлось кувыркаться, ища укрытие.