Аритмия
Шрифт:
— Можно один вопрос? — опускаю голову и пытаюсь сглотнуть, физически ощущая вставший в горле ком.
— Задавай конечно, — с готовностью соглашается она, не подозревая, о чем пойдет речь.
Киваю и делаю глубокий вдох. Потому что легким катастрофически не хватает воздуха.
Вот оно, накатило враз. Сдавило грудь точно тисками…
— Будь я вам родной дочерью, тоже взяли бы деньги от Абрамовых? — поднимаю взгляд.
Мама Наташа разительно меняется в лице. Бледнеет, краснеет
Папа Саша замирает с открытым ртом, а Леша… Леша стискивает мои пальцы так сильно, что больно становится. Но разве эта боль сравнится с той, что выжигает меня изнутри?
— Взяли бы? — дрогнувшим голосом озвучиваю свой вопрос еще раз.
— Мы… Мы… — заикается женщина.
— Даша, что это значит? — волнение брата, подобно электрическому заряду, передается и мне.
Поворачиваюсь к нему. В глазах парня — полнейшая растерянность.
— Пусть сами расскажут, — отвечаю тихо.
Стоило, конечно, сказать ему, но, увы, тогда я не нашла в себе сил на это. Элементарно испугалась его реакции.
— Дариночка… Ну что за глупости такие-то? — разнервничавшись, лепечет мама Наташа. — Ты с чего…
— Я документы видела, — перебиваю резко. — Знаю, что родом из Одессы. Отец был священником, а мама учителем. И что погибли они тоже знаю.
Справа от меня шумно выдыхает Лешка, но снова посмотреть на него я не могу.
— Ой, Саш… — мама Наташа ударяется в слезы.
— Почему вы не рассказали мне?
— Дарин, но как же?! Саш… — ищет поддержки в лице мужа.
— Я говорил тебе, что так будет. Говорил, — раскатом грома ревет ей в ответ.
Она закатывается воем. Плечи ходят-ходуном.
— Посмотри, что ты наделала! — это он явно ко мне обращается. — Сидишь, на судьбу жалуешься, жертву из себя корчишь.
— Я не жалуюсь.
— Вырастили с пеленок! Выкормили! Образование дали! — отец багровеет с каждой секундой все больше.
— Я благодарна вам за это, — признаю совершенно искренне.
— Переезд в Москву. Гимназия. Репетиторы. Один из лучших вузов страны. Все, что ты имеешь сейчас, — наша заслуга! — кипит, тыча в меня пальцем.
— Да ни черта, — глухо отзывается Лешка. — Она сама…
— Сама, — кривится тот в ответ. — Говорил я тебе, Наташа? Говорил, что так будет? Вот оно как! Выросла, отблагодарила за то, что в детском доме не оказалась!
— Ой, Сашааа, Сашаааа, — рыдает жена. — Дарин!
Бросается ко мне, но я вообще никак на ее объятия не реагирую. Застыла каменным изваянием. Разве что непрошенные слезы льются по щекам.
— Дариночка! Алеш! И что теперь? Это все? Все? — повторяет взахлеб. — Мы же тебя как свою любим! Ты же наша! Доченька! Наша! Скажи ей, Саш! Скажи!
— Поднимись с пола, Наталья! Где твоя
— Дарин!
Цветной фотопленкой в голове сменяются яркие кадры из детства…
— Нельзя вот запросто взять и вычеркнуть родителей из своей жизни, — цепляется за мою ладонь.
— Это вы меня давно вычеркнули, — срывается шепотом.
— Встань, Наташа! — приказывает ей муж.
— Неблагодарная! Да разве можно так?! — восклицает она. — Я в тебя всю душу вложила. Богу доказала, что своих собственных детей достойна.
Своих. А я своей так и не стала…
— Уйдите сейчас. Уйдите! — просит Леша, ощущая, как меня трясет.
— Алеш!
— Мам, потом. Не сейчас.
Привлекает к себе порывисто. Стискивает в своих руках и выдыхает лишь тогда, когда громко хлопает дверь.
Молчим…
— Даша, — заговорит он не сразу.
А в моей голове бьется лишь одна отчаянная мысль.
— Ты все равно мне сестра. Сестра самая настоящая. Понимаешь?
Даже звука из себя не получается выдавить. С трудом восстановленные «шестеренки» ломаются по новой. Разлетаются в пыль..
— Ты сестра мне. Сестра, несмотря ни на что, — настойчиво повторяет он. Будто себе внушает, отказываясь верить в истину.
Они все не родные, не кровные. У меня никого нет. Никого…
Вот она, горькая правда.
Открываю глаза. В комнату тихонько заходит рыжая Санька. Замирает у стены и, виновато потупив взгляд, тягостно вздыхает. Будто молча извиняется за вторжение.
Тикают настенные часы.
В руках у Харитоновой огромный букет цветов.
Красные розы. Длинная ножка. Нераскрывшиеся бутоны. Идеальные. Один к одному. В прошлом году точно такие же были…
Сердце, ударившись о ребра, срывается в пропасть, а Лешины слова запоздало звучат в голове отдаленным гулким эхом.
— Дашка, я с тобой буду. Все равно с тобой буду, слышишь? Буду оберегать и защищать тебя. Как ему и обещал…
Глава 61. Чудик
Голос Беркутова слышу еще из коридора. Судя по интонации его нервы на пределе, и мне это не нравится. Так и не научился держать себя в руках.
Толкаю дверь и захожу.
— Я говорил тебе, не трогай! Нельзя! — ругает мелкого недовоспитатель.
— Почемууу?
— Потому что!
— Зачем оно?
— Я уже объяснял, Савелий! Это устройство непрерывно регистрирует электрокардиограмму на носитель памяти.
Ой идиот… Еще бы понятнее задвинул.