Ария для призрака
Шрифт:
Сидя с Гороховым в ресторане гостиницы «Европа», Рита исподтишка разглядывала бывшего сокурсника. Он выглядел импозантно в темно-сером костюме, сшитом на заказ в дорогом ателье, рубашке и галстуке от «Дольче и Габбана». Прическа находилась в идеальном порядке: видимо, перед свиданием он сделал в салоне укладку. На носу у Григория красовались очки в позолоченной оправе, а на мизинце правой руки сверкал перстень из белого золота с бриллиантом.
Григорий вынужден был признаться себе, что его визави невероятно хороша в брючном костюме цвета кофе с молоком. Ее ноги в нем казались очень длинными, а шея со скромной ниткой жемчуга аппетитно выглядывала из V-образного выреза. Рита наслаждалась бифштексом,
После ужина Гриша подвез Риту до дома, вышел, чтобы открыть дверь и помочь выбраться из салона. Оказавшись обеими ногами на твердой земле, она почувствовала, как руки Горохова заскользили по ее талии и начали спускаться ниже. Рита была несколько удивлена внезапным проявлением нежных чувств, но не попыталась его остановить. Гриша принялся искать губами мочку ее уха, и Рита поразилась, насколько быстро заводится! Собрав волю в кулак, она более или менее решительно оттолкнула Горохова.
– Не забывай, дорогой, что я – женщина Игоря Байрамова, – выдавила она улыбку.
– Если это так, почему он на тебе не женится? – спросил адвокат.
– Это я не выхожу за него, – возразила Рита.
– И это о многом говорит! У вас было полно времени разобраться в своих отношениях, но ты по-прежнему без кольца!
– Кольцо – это так важно?
– Для меня – да. Если оно появится, я соглашусь, что ты – его женщина, но не раньше! Когда передумаешь, позвони.
Он сказал именно «когда», а не «если», и Рита не могла это проигнорировать. Она знала, что не позвонит Грише первой, потому что искушение слишком велико: когда под тебя подбивает клинья «Мечта Каждой Женщины», кто сможет устоять?
Одноместная палата скорее походила на пятизвездочный отель, нежели на помещение лечебного учреждения – ковер на полу, телевизор на стене, вай-фай… Кровать-трансформер, пожалуй, была единственным, что напоминало о медицине, если не считать запаха – о, этот больничный запах ни с чем не спутаешь, даже если ваши глаза обманутся комфортным окружением!
Пушнин потянулся за брюками, висевшими на спинке стула.
– Куда это мы засобирались, молодой человек?
Удивленный таким обращением, Анатолий Андреевич повернул голову. Произнесший эти слова пожилой врач имел полное право так говорить: ему, наверное, за семьдесят. Невысокого роста, полноватый, с седой шевелюрой, торчащей в разные стороны, старичок казался похожим одновременно и на Эйнштейна, и на булгаковского профессора из «Собачьего сердца». На нем был мятый халат не первой белизны, из-под которого выглядывали слишком короткие брюки, не прикрывающие поношенных коричневых туфель.
– Так куда же вы собрались? – повторил вопрос доктор.
– Домой.
– Не советую. Давайте познакомимся, я – ваш лечащий врач, Семен Игнатьевич Краско. А вы у нас, – доктор взглянул в свой блокнот, – Анатолий Андреевич Пушнин, верно?
– Послушайте, доктор, – Пушнин начал терять терпение, – мне здесь нечего делать, поэтому я просто хочу позвонить моему водителю и поехать домой!
– А почему бы вам не остаться для проведения более детального обследования? – спросил он. – Мы сделали УЗИ и провели ряд экспресс-анализов, но…
– Если вы провели какие-то анализы и сделали УЗИ, то, полагаю, должны согласиться с тем, что мне у вас больше делать нечего, – перебил Пушнин, продолжая натягивать брюки.
– Напротив, – покачал головой Семен Игнатьевич, – с панкреатитом шутить нельзя. Существует опасность развития сахарного диабета…
Пушнин
– Какой, вы говорите, у меня диагноз?
– Острый панкреатит, причем в запущенной форме, – сердито ответил врач. – И не вижу ничего смешного, батенька! Эта болезнь – штука серьезная. Вчера вы потеряли сознание от боли, и приступы будут повторяться, если немедленно не начать лечение.
– Доктор, – раздельно произнес Пушнин, – у меня рак поджелудочной железы в терминальной стадии, мне поздно лечиться!
Краско потер переносицу, собираясь с мыслями.
– Хоть убейте, – проговорил он, – не могу понять, кто поставил вам такой диагноз?
Пушнин растерялся. О чем толкует этот странный доктор? Диагноз ему поставили в одной из лучших клиник. Осматривал его онколог Каретников, настоящее светило в мире медицины. Что, собственно говоря, тут может добавить простой, пенсионного возраста гастроэнтеролог обычной городской больницы? К Каретникову его отправил Артем, партнер и добрый друг: его мать лечилась у этого врача. Он считался лучшим в Питере специалистом. Пушнин как сейчас помнил, что специально приехал к Каретникову в свой выходной день, чтобы пройти осмотр… Что вообще происходит?
Семен Игнатьевич внимательно глядел на Пушнина. Услышав имя Каретникова, он удивленно пробормотал:
– Странно! Илюша Каретников не мог так ошибиться… Вот что, батенька, я попрошу вас остаться еще на сутки. Произошла ошибка, и я должен выяснить, откуда у нее, так сказать, ноги растут. Идет? Завтра я вас отпущу, если вы все еще будете этого хотеть, но сегодня вы мой, договорились?
Все свободное время Макс теперь проводил либо с отцом, либо в больнице у Кожухова. В состоянии Андрея наметилось улучшение, однако к нему по-прежнему не пускали. Симпатичные медсестрички не обходили музыканта вниманием и ухаживали за ним, как за собственным родственником. Пару раз Макс сталкивался в коридоре с Семеном Ворошило: режиссер приходил проведать Кожухова. Однажды Макс испытал потрясение, увидев, как из отделения интенсивной терапии выходит Тамара Радзинская – вот уж кого он не ожидал увидеть! Лицо актриса прятала за темными очками и надвинутой на лоб косынкой, из чего Макс заключил, что она не желает быть узнанной.
Со дня визита к бабе Маше и бабе Лене в компании Пушнина, во время которого с последним случился приступ, Макс не появлялся дома. Но сегодня, мучимый угрызениями совести, он решил-таки навестить старушек. На лестничной площадке столкнулся с бабой Леной, выносившей мусор. Она выразила бурный восторг по поводу его появления, но что-то в ее взгляде и манерах показалось Максу необычным: она старательно отводила глаза. Пройдя в комнату к бабе Маше, Макс увидел ее с журналом «Караван историй», одолженным у соседей: сама она ни за что не «разорилась бы на столь дорогое издание». Баба Маша обрадовалась приходу внука и принялась собирать на стол, одновременно справляясь о его делах в театре и о состоянии Андрея. О Пушнине она не спрашивала. Тогда Макс задал бабушке вопрос в лоб: ей что, настолько не понравился его отец, что она даже не хочет поинтересоваться, как он себя чувствует после перенесенного приступа?
Старушка застыла с нераскрытой скатертью в руках. Через минуту она положила скатерть на стол и, подойдя к внуку, присела рядом. Глядя на его расстроенное лицо, баба Маша некоторое время помолчала, собираясь с духом. Потом сказала:
– Дело не в том, что мне не понравился Анатолий Андреевич, – начала она, переведя взгляд на сомкнутые на коленях руки. – Мне он очень понравился, и я видела, как сильно ты к нему привязался. Поэтому я не хотела… Просто не знала, как сказать!
– Сказать что? – спросил Макс, предчувствуя недоброе.