Арийский миф в современном мире
Шрифт:
Последователи Хиневича в Краснодаре проявляли больше осторожности. Они избегали говорить как о «Великой Расе», так и о запрете межэтнических браков. Зато они культивировали воинскую культуру, считая ее едва ли не важнейшим компонентом народной культуры. Кроме того, они не могли обойти вопрос о христианстве и изображали его «информационным вирусом», запущенным с целью погубить славянские души (Труш 2006: 45). В их представлениях находила место и модифицированная эзотерическая идея о «ночи Сварога» как эпохе «правления темных сил», которая, на их взгляд, должна была закончиться в 2012 г. (Труш 2006: 46). Подобно Хиневичу, они были словно зачарованы образом свастики, служившей им важнейшим символом (Труш 2006: 76). Наконец, подобно другим национал-патриотам, они с подозрением относились к нынешней российской власти и обвиняли ее в «геноциде русского народа», полагая, что именно она обрекла русский народ на демографическую катастрофу. Разумеется, они испытывали ксенофобские чувства по отношению к иммигрантам с Кавказа и из Центральной Азии и требовали прекратить политику «замещения населения». Одним из авторитетных источников им служила расистская книга В. Истархова «Удар русских богов» (Труш 2006: 83–98).
Почему же неоязычники так привержены расовой теории? Есть ли какая-то логика в их рассуждениях? Концепция, развивавшаяся петербургскими язычниками на страницах газеты «Родные просторы», сводилась к следующему (Открытая доктрина 1993; В твердыне 1995). Они считают, что население Земли достигло критической отметки и пришло время во имя выживания и социальной справедливости регулировать «количество и качество населения», а также взаимоотношения между людьми и природной средой. Но это требует переоценки ценностей и выработки мировоззрения, направленного к природе, почве и кровному родству человечества. Содержание человека – в его биологии, хотя и реализуется в социальной сфере. Биологию и следует положить в основу нового мировоззрения. В соответствии с доктриной биологического расизма для венедов, «человек – родовое понятие. Видовые понятия – белый человек, желтый человек, черный человек». «Последний этап эволюции человечества сформировал белого человека, творчески одаренного, энергетически активного, физиологически обладающего иммунитетам к болезням, то есть здорового». Венеды заявляют, что межрасовые смешения вредны, так как дают «гибридов, то есть неполноценных в умственном и физическом отношении существ». Безверхий предпочитал использовать для них другой термин, «ублюдки», полюбившийся когда-то Х. Чемберлену и А. Розенбергу. Венеды убеждены в том, что нельзя допускать размножения этих «гибридов». А надо держать их подальше от сферы управления и культуры, иначе это якобы ведет к кровавым междоусобицам. Ведь именно «гибриды» поработили человечество, скрывая знания от людей и введя систему «экономического процентного рабства», основанную на иудаизме и вытекающих из него идеологий марксизма-ленинизма, экуменического мировоззрения, кришнаитства и пр. (Открытая доктрина 1993).
Все эти рассуждения, в особенности в сравнении с сочинением Безверхого, делают предельно ясным, кто имеется в виду под «гибридами» и «ублюдками». Примечательно, что в приведенном списке идеологий, якобы порожденных иудаизмом, отсутствует христианство, хотя, как мы видели, оно не избежало обличений со стороны Безверхого. Почему? Это отражает неустойчивую позицию венедов, ибо, оттолкнув христиан, они неизбежно теряют все шансы на сколько-нибудь массовую поддержку. Поэтому рассматриваемые рассуждения имеют весьма показательное завершение. Утверждается, что, сопротивляясь всеобщему нивелированию, «белые люди» ввели русское православие, а КПСС перешла от классового принципа к защите общенародных интересов. Тем самым, православным и коммунистам как бы дается индульгенция и оставляется шанс примкнуть к движению. Но самое интересное начинается дальше. Доктрина венедов забывает о национальных интересах и необходимости противостоять культурному нивелированию и провозглашает, что «белые люди» должны сплотиться, выработав общий язык на основе «славянского, латинского, греческого, литовского языковых материалов и материалов санскрита». Это противопоставляется узкому местному национализму, и предлагается заменить его национализмом… «общеарийским». Что же означают для неоязычников «общеарийские интересы»? Речь теперь идет уже не об общенациональном государстве, а о «Русской империи». Как мы уже видели, такие взгляды разделялись многими отцами-основателями неоязычества.
«Русская империя» или «Русское национальное государство»?
25 лет назад Роман Шпорлюк предложил разделять русских националистов на тех, кто пытаются спасти империю, и тех, кто стоит за строительство национального государства (Szporluk 1989). Эти споры не затихли и до сих пор представляются актуальными. Однако в течение последних 10 лет их смысл изменился: «империя» теперь нередко связывается не с СССР, а с Россией, а под национальным государством понимается «чисто русское государство», свободное от каких-либо этнических меньшинств. Последнее может выглядеть все той же Россией, а может выступать в виде отдельных русских регионов, получивших государственное оформление.
В начале 1990-х гг. бескомпромиссным сторонником империи выступал рок-музыкант и одновременно праворадикальный идеолог С. Жариков, попытавшийся возродить учение патриарха западного антисемитизма Х. Чемберлена. Связывая русских с арийцами, он противопоставлял индоевропейцев семитам как «мужское» «женскому» и «солярное» «лунарному». Утверждая, что якобы христианство духовно поработило ариев, он выступал за империю и царскую власть. Вместо христианства он предлагал ввести «традиционный родовой культ», то есть вернуться к язычеству. И «национальный вождь» сочетался в его голове с «властью Сварога». При этом самыми страшными врагами ему виделись «масоны» и «жидомасоны» (Жариков 1992).
Наиболее рельефно идея «Русской империи» выступает в религиозной системе В. М. Кандыбы. Эта система, с одной стороны, призвана объединить «древнерусские верования» с «истинным» учением Христа, а с другой – противопоставить их «искаженному Западному христианству». Немалую роль в этом играет антисемитизм, исходящий из идеи «жидомасонского заговора», и, чтобы лишний раз подчеркнуть тесное родство своего учения с версией «Протоколов сионских мудрецов», Кандыба делает царя Соломона основоположником масонства (Кандыба 1997а: 166; Кандыба, Золин 1997а: 156–157) 312 . Еще дальше идет его соавтор П. М. Золин. Комментируя фантазии «великого психолога», он не только популяризирует классику мирового антисемитизма, но всеми силами уверяет читателя в наличии «жидомасонского заговора». Ведь даже если «Протоколы» и были фальшивкой, их предвидения с высокой точностью реализуются, заявляет он (Кандыба, Золин 1997а: 394), повторяя отношение к «Протоколам», популярное у антисемитов (об этом см.: Korey 1995: 155).
312
Идея о связи царя Соломона с масонством, которую подчеркивал С. Нилус, неоднократно перепевалась в антисемитской литературе. Подробно о ксенофобии в работах Кандыбы см.: (Шнирельман 1999 г).
Такие фантазии получают в эзотерических работах Кандыбы особый облик, связанный с тем, что их автор как бы пытается перехватить эстафету у сконструированного русскими антисемитами «международного сионизма». Кандыбе самому свойственна мечта о «мировом господстве», и он уверяет, что русы уже неоднократно им обладали, что его будто бы пытался вернуть киевский князь Владимир и что все это со всей неизбежностью ждет мировую цивилизацию в будущем (Кандыба Д. 1995: 162, 182). Вот почему Кандыба объявляет «идею завоевания мирового господства и победы Яви (так ославянивается имя Яхве. – В. Ш.)»… идеей «победы светлого начала в человеке над его темной земной природой» (Кандыба Д. 1995: 144). Соответственно, автор представляет евреев «ветвью южных русов», снижая накал русско-еврейского конфликта до уровня семейной ссоры. Он даже сочувствует древним израильтянам, «нашим младшим братьям», потерявшим свою государственность и попавшим в Вавилонский плен (Кандыба Д. 1995: 144, 151). Вместе с тем он явно неодобрительно относится к деятельности «волжских русов», попытавшихся установить свое финансовое, культурное и административное господство в «Русской империи» в эпоху раннего Средневековья. Не проводя различий между евреями и хазарами и называя всех их «волжскими русами», Кандыба обвиняет их в «международных финансовых интригах», поставивших многие группы «южных русов» в тяжелую долговую зависимость (Кандыба Д. 1995: 157).
Можно только посочувствовать автору, устраивающему самому себе историографическую ловушку своими сложными «метаисторическими» построениями. Действительно, почему, неоднократно отмечая разногласия и междоусобицы между «древнерусскими племенами и союзами» в рамках Империи, восторгаясь глобальными завоеваниями русов и их умением облагать данью огромные территории, он выражает возмущение данническими отношениями лишь в одном случае – когда дело касается Хазарского каганата, который сам он называет «русо-еврейским государством» (Кандыба Д. 1995: 160)? Совершенно очевидно, что над ним довлеет «хазарский синдром», характерный для многих других русских неоязычников.
Внимательный читатель заметит, что не ко всем «русам» Кандыба относится одинаково доброжелательно. Деятельность «русо-евреев» его раздражает. Но во избежание упреков в антисемитизме, присутствующем у многих современных русских националистов в их отношении к Хазарии, он по мере сил пытается смягчить соответствующие пассажи. Делается это с помощью лингвистических ухищрений – путем введения эвфемизмов «иностранцы», «купцы». Именно «иностранцы» являлись представителями «непонятного торгово-финансового спрута», опутавшего в хазарскую эпоху всю Восточную Европу, и именно от них очистил ее легендарный князь Бравлин, с ними вел победоносные войны князь Святослав, и против них было направлено восстание киевлян в 1113 г. (Кандыба Д. 1995: 157–160, 178). Автор старательно скрывает, что «наши младшие братья» и «иностранцы» являются, по сути дела, одними и теми же лицами. Он не без оснований надеется быть однозначно понятым единомышленниками, с полуслова понимающими смысл неоязыческих мифологем.
А как же с христианством? В этом отношении суждения Кандыбы столь же противоречивы. Ему ясно, что христианство было чуждой идеологией, направленной на подрыв «русского духа», за чем скрывались некие «финансовые и военные интересы». Он по примеру своих предшественников обвиняет князя Владимира и некоторых его преемников во всех мыслимых и немыслимых преступлениях против русского народа (Кандыба Д. 1995: 137, 158, 160–163, 177–180). В то же время он признает Христа «русским пророком», отдает дань его мудрости и даже… оправдывает введение Владимиром христианства насущными потребностями многонационального Киевского государства (Кандыба Д. 1995: 162, 202).