Арка святой Анны
Шрифт:
Я сказал — по временам, потому что ему случалось на протяжении целой недели, а то и нескольких удерживать за собою звание лучшего среди всех студентов, появлявшихся в крытых галереях собора, и хотелось ему то стать лекарем и получить степень доктора, то стать каноником и даже самим папой при возможности. Но вдруг находил на него новый стих, и он клялся святым Варравой,{33} что либо добьется рыцарского пояса с мечом и золотых шпор, либо уж лучше ему податься в третье сословие, стать горожанином с тугим брюхом и тугой мошной, так ему легче будет добиться разрешения на брак с Жертрудиньяс,
Как все люди с пылким характером, у которых чувство преобладает над мыслью, Васко метался от одной крайности к другой. Его честолюбие свершало зигзагообразные скачки от преимуществ знатности к славе ученого, а от нее к званию любимца народного; то жаждал он стать графом или вельможей, епископом, лекарем или мужем науки, то мечтал о поприще вождя толп, трибуна горожан, дабы серпом мятежа срезать под корень те самые преимущества и привилегии, которые больше всего его соблазняли.
В момент, о котором рассказывает наша история, он был помешан, преимущественно, на мысли стать лекарем и добиться таким образом руки Жертрудиньяс. Но девушку воодушевляли прежде всего любовь к отечеству, приверженность к королю дону Педро и, соответственно, ненависть к епископу; а бедняга Васко, самый славный из юношей, когда-либо попадавших в подобные передряги, состоял при особе епископа, зависел от него и пользовался его покровительством.
Бедный добрый малый, ему было отчего печалиться!
Поговаривали, что во всех заблуждениях и горестях он всегда мог рассчитывать на надежного заступника, таинственное покровительство которого сказывалось самыми разнообразными способами.
Таинственный этот заступник, кем бы он ни был, скрывался где-то на другом берегу реки, в кривых переулках Гайи, где и отыскивал его Васко.
Но кем он был, как помогал ему, чем?
Проследуем покуда во внутренние покой Епископского дворца, где исчез студепт.
Глава VI. Высоконравственная беседа
Я сказал уже, что наш герой вышел из приемной епископа через потайную дверь; но не сказал еще, куда эта дверь вела. Сейчас поясню. Итак, Васко вошел в упомянутую дверь, осторожно прикрыл ее и, неслышно ступая, двинулся по узкому темному коридору, но шел он уверенно, как человек, давно знающий дорогу, и остановился около еще одной двери, откуда отчетливо слышались голоса — ничуть не приглушенные голоса людей, которые либо не имеют надобности хранить тайну, либо уверены, что их не подслушивают.
Один из собеседников говорил:
— Помоги нам всевышний, да уродится изобильно виноград в южных провинциях, дабы верующие расщедрились и прислали нам в монастырь что-нибудь получше, чем то молодое вино, которым мы там угощаемся сейчас, ибо даже мою францисканскую глотку оно дерет…
— А что вы скажете об этом, отче?
И послышалось бульканье вина, льющегося из кувшина в кубок.
— Такое вино редкость даже на епископском столе, а ведь епископы — прелаты с мирскою властью и князья церкви… что уж говорить о трапезной жалких монахов! Но я вот о чем: все, что я вам рассказывал, мой святой и великодушный прелат, — сущая правда, клянусь благословением божиим. Король отбыл из
— А нам, почтенный брат, известно нечто противоположное, причем из писем, присланных сегодня: король отправился на охоту, выехал в поле и покуда не пожалует в наш добрый город. Да если б и пожаловал… мне дела нет.
— Вон оно как!
— Мне дела нет до него и до его власти. Я у себя в феоде такой же сеньор, как он в своем королевстве. Но, по правде сказать, лучше было бы, если бы он остался у себя. Слишком уж он беспокойный, наш король и повелитель, слишком любит совать нос в чужую жизнь… А вот кто меня заботит, так это наш юнец, наш Васко. Не знаю, что у него в мыслях, но что-то недоброе. Он уже не такой веселый и резвый, не выезжает на охоту, не доводит до изнеможения всех лошадей моей конюшни, как раньше бывало… Эта проклятая ведьма из Гайи… что, если она ему сказала? Да нет, быть того не может. Сплоховал я, не сжег ее на добром костре…
— Вы, сеньор, отправили бы на костер ведьму из Гайи?
— А почему бы и нет? Если бы не этот треклятый Пайо Гутеррес. Но, признаться, я его побаиваюсь. Может статься, этот лицемер и погубил мне мальчика? Ну, если я удостоверюсь, что так оно и есть…
— Васко ничего не знает, сеньор, не тревожьтесь и положитесь на меня во всем, что касается юноши.
— Вы моя правая рука, брат Жоан. А левая — этот миловидный паж, мой сборщик податей. Эй, Перо Пес, как у вас там дела, вы готовы? Моя верная и усердная овчарка, отвечай — пригонят ли нынче ночью в овчарню ослушливую и строптивую овцу, которая отвергает наши пастырские ласки и попечения?
— Все готово, сеньор мой, и пора приступать к делу.
— Тогда, как говорит пословица, сперва в битву, потом на молитву.
Послышался шум и беспорядочные звуки шагов, словно несколько человек одновременно встали и задвигались по комнате. Васко не стал больше выжидать, возможно, уже услышав то, что хотел услышать: он трижды стукнул в дверь особым образом, на манер условного сигнала. Шум тотчас же прекратился, и кто-то воскликнул в волнении:
— О! Это Васко.
И дверь отворилась. Васко вошел.
— Добро пожаловать, сеньор студент. Я уж боялся, мы вас нынче не увидим. Наш будущий каноник не очень-то балует наш дом своим присутствием.
И епископ, ибо говорил эти речи именно он, направился к юноше, причем все лицо его выказывало явное удовольствие, свидетельствовавшее о том, что он питает к юноше особую привязанность.
Васко, как то в обычае у избалованных юнцов, обратил мало внимания на эти знаки благоволения; не отвечая важной духовной особе, удостоившей его таким приемом, и словно не замечая окружавших епископа людей, он подошел к столу и воскликнул:
— Ого! Ужин-то сегодня был отменный! Как пироги, не остыли, можно еще их есть?
И без дальнейших церемоний он плюхнулся на один из громоздких стульев, стоявших вокруг стола, и принялся за эти восхитительные пирожки с мясом, которые и доныне являются славой пирожников «вечного города» и ведут свое почтенное происхождение, как выяснилось только что из сей правдивейшей истории, ни более ни менее как из епископской поварни.
Я давно это подозревал: ибо столь лакомое блюдо — а пирожки эти воистину один из лучших и вкуснейших деликатесов, какие только едят на доброй португальской земле! — могло быть плодом кулинарного искусства лишь некоего гения времен монархии.