Арка вторая: "Башни в небесах"
Шрифт:
— И, поднявшись на борт этого твоего корабля, ты сразу забудешь нас, театр, сцену, публику и так далее? Уплывёшь в свою настоящую жизнь, а мы будем смутным воспоминанием твоей беспутной молодости? — Фаль говорит в шутку, но Завирушка чувствует нотку грусти в её голосе.
— Тебя я точно не забуду, — обнимает она гномиху. — У меня ещё никогда не было настоящей подруги.
— Знаешь, что я скажу тебе как подруга? — серьёзно отвечает та. — Живи здесь и сейчас. Кто знает, попадёшь ли ты на свой корабль. Жизнь непредсказуема и полна сюрпризов. Глупо просидеть её в ожидании чего-то «настоящего». То, что происходит сейчас — это и есть твоя жизнь. Меня всегда удивляло, как легко вы, короткоживущие, относитесь к своей крошечной жизни… Казалось бы, ну сколько вам отведено? Семьдесят? Восемьдесят? Молодость вообще пролетает так, что и не заметишь, а ты всё ждёшь, когда «настоящая жизнь» начнётся. Алё, да она закончится быстрее, чем ты заметишь!
— Слушай, — озадачилась вдруг Завирушка, — а сколько тебе лет? Прости, если это неделикатно…
— Всего-то сто восемьдесят три. Интересоваться моим возрастом станет неделикатным лет через сто или сто пятьдесят.
— А сколько это…
— В человеческих? Ну, можешь считать, что по-вашему мне двадцать с небольшим.
— Не так уж ты, выходит, меня и старше, — рассмеялась Завирушка.
— Эх, а ведь могли бы в куспидатах купаться! — потягивается, выгибая спину, вылезший из фургона табакси. — Был бы сыт, пьян, и нос в сушёной валерьянке. Так нет же, бежали от собственного счастья так, как будто колбасы кусок со стола спёрли.
— Ты и сам был не против, — напоминает Пан.
— Каюсь, — согласился Рыжий Зад, — фортуна повернулась к нам лицом слишком внезапно для тех, кто долго привыкал созерцать противоположную часть её анатомии. Нервы сдали. Но в следующий раз я буду готов. Столица, жди нас!
До Всеношны, столицы Чела, оставался ещё день пути, и мысленно все были уже там.
— Франциско.
— Да, господин?
— Когда мы приедем?
— С тех пор, как вы спрашивали в прошлый раз, господин, прошло примерно полчаса. На это время и сократилось ожидание.
— Между мной и моим вином по-прежнему много миль! — горестно воскликнул Полчек.
— Мы неуклонно приближаемся к нему, господин.
— Как вы думаете, — спрашивает Кифри, — столица будет к нам так же благосклонна, как Жерло?
— Вот ещё! — фыркает в бороду Пан. — Там плевать хотели на провинциальных звёзд. Пока тебя не знают столичные антрепренёры, ты никто и звать тебя никак. Начинать придётся с самого низа, причём, буквально — во Всеношне чем выше, тем круче, а самый писк — Верхний Архаизм с его роскошными залами.
* * *
— Как странно, — замечает Завирушка, вглядываясь в дорогу с высоты седла.
— Что именно? — спрашивает, встряхнувшись, задремавшая под мерную раскачку ленивца Фаль.
— Фургон! Тот самый фургон давешних менестрелей. Он раньше ехал за нами, помнишь? А теперь едет навстречу!
— Может, они вчера тоже уехали, а теперь решили вернуться? Надеются, что без нас им повезёт больше?
— Мне они не очень-то понравились, — поёжилась Завирушка. — Недобрые какие-то.
— Мне кажется, ты права, — согласилась Фаль, — и то, что они делают сейчас, мне не нравится ещё больше.
Фургон впереди разворачивается боком, перегораживая дорогу, из него выпрыгивают «Развесёлые менестрели», но отнюдь с не лютнями и дудками, а с мечами, луками и кинжалами. А у их предводителя, Жирдяя, в толстых руках ручная перечница — оружие дорогое, редкое и весьма опасное.
Завирушка натягивает вожжи, ленивец останавливается.
— Что случилось? В кусты приспичило? — спрашивает выглянувшая в окошко Спичка.
— Кажется, нас сейчас будут грабить, — звонко кричит ей сверху Фаль.
— А может, даже убивать, — мрачно добавляет Завирушка.
— А, ну-ну, — отвечает дварфиха, закрывая окно.
— Эй, вы, «Дом Живых»! — орёт издали Жирдяй.
— Чего надо? — отвечает ему Фаль.
— Верните наши деньги, и никто не пострадает!
— Откуда у нас взялись вдруг ваши деньги?
— Мы прибыли в Жерло первыми, это по всем понятиям был наш ангажемент! Так что отдавайте всё, что заработали в клубе! Иначе станете не «Дом Живых», а «Сарай с покойниками»!
— Придите и возьмите! — коротко отвечает Спичка, выпрыгивая на дорогу с секирой в руках.
Мастер:
— Итак, бросаем инициативу!
*Стук костей*
— Жирдяй поднимает перечницу и, зажмурившись, нажимает на спуск. Кремень ударяет по огниву, но слабая искра не поджигает порох на полке. Осторожно открыв глаза, главарь менестрелей кричит: «Демонова желязяка!» - и пытается взвести оружие заново. Его ход на этом закончен…
— Демонова железяка!
Спичка срывается с места и с криком «Аррргхх!» бежит в сторону противника со всей скоростью, которую позволяют её не слишком-то длинные ноги. Шлем, который она успела нахлобучить, угрожающе наклонен рогами вперёд, секира в руках сияет на солнце.
Противники переглядываются, один из них натягивает лук.
Завирушка кубарем скатывается с ленивца и оказывается сидящей на попе в дорожной пыли. Вид её вызывает только смех или жалость, поэтому лучник выпускает стрелу не в неё, а в бегущую дварфиху. Стрела, дзинькнув по шлему, улетает в кусты.
Фаль, свесившись с седла, распускает ремни, крепящие оглобли фургона к упряжи.
— Что стоите, обалдуи? — кричит Жирдяй, возясь с перечницей. — Бейте их!
Из фургона выскакивает бодрым галопом Пан, и, увидев творящееся вокруг безобразие, растерянно спрашивает: «Это что, совместная репетиция? Почему меня не предупредили?»
— Кажется, есть шанс проломить пару голов? — интересуется выглянувший Эд.
— Мы никогда не против драки,