Аркада. Эпизод первый. kamataYan
Шрифт:
Хозяин кабинета решил воспользоваться удобным случаем начать непринужденный разговор, но ошибся: А2 такой подход не понравился.
Ему вообще не нравился собеседник.
– Извините, – пробормотал покрасневший А2, вновь упираясь взглядом в столешницу.
– Вам не за что извиняться: мне было интересно.
– Не сомневаюсь.
Мужчина поднял брови, намекая, что дерзость будет наказана, и А2 поспешил объясниться:
– Я склонен к созерцанию и размышлениям, иногда парадоксальным… неожиданным для слушателей… я… – увидел в глазах собеседника зарождающееся раздражение и решил, что
Несколько секунд хозяин кабинета размышлял над путаным ответом посетителя, после чего милостиво кивнул:
– Понимаю.
Показав, что не счел высказывания А2 оскорбительными.
Да и как можно ожидать оскорблений от смущенного интеллигента в костюме классического кроя конца ХХ века? Теряющегося от любого замечания и явно напуганного? Беспрестанно поглаживающего поверхность стола и избегающего смотреть в глаза? По всему видать, человека скромного, застенчивого, в чем-то умного, но к жизни неприспособленного, возможно – девственника.
– Вы знаете, где находитесь? – помолчав, спросил хозяин кабинета.
– Вы решили надо мной посмеяться? – робко удивился А2.
– Отнюдь, – покачал головой хозяин. – По опыту знаю, что многие люди не отдают себе отчет в том, чем занимается наша организация.
– Я – отдаю.
– Тогда, пожалуйста, скажите.
А2 вздохнул, поправил smartverre – такого же древнего дизайна, как и костюм, – и неуверенным голосом ответил:
– Я нахожусь в институте Права и Толерантности, где занимаются…
И вновь замялся.
– Счастьем, – закончил за него хозяин кабинета.
– Я так и хотел сказать, – подтвердил А2, четко осознавая, что должен проявлять не только внешнее funny, но и внутреннюю лояльность.
– Вас ничего не смущает?
Последовала короткая, на несколько секунд, пауза, после чего А2 дернул плечом и выдавил давно зазубренную цитату:
– Не вижу ничего странного в том, что людям необходимо прививать чувство счастья. Наша цивилизация не так давно ступила на истинно гуманистический путь развития, и хотя общество быстро меняется…
– В хорошую сторону или в плохую? – немедленно уточнил хозяин кабинета.
– Вперед, – так же быстро ответил А2. – Время еще не научились оборачивать вспять.
Теперь взял паузу собеседник.
Он откинулся на спинку кресла, несколько секунд не мигая разглядывал А2, затем представился:
– Морган Каплан, доктор.
– Очень приятно, Алекс Аккерман… биолог… доктор.
Профессию А2 назвал неуверенно, однако Морган не обратил на заминку внимания и поинтересовался:
– Алекс Аккерман… Вас поэтому прозвали А2?
– Да… еще в детстве…
– Вы знаете, чем мы занимаемся, доктор Аккерман?
– Разве мы не об этом только что говорили?
– Я услышал стандартный ответ, а хотел бы знать ваше истинное отношение к происходящему.
– Гм…
Ответить так, как думал, А2 не мог, поскольку это грозило крупным штрафом и коротким тюремным заключением с последующим помещением в список
– Не смущайтесь, – благодушно произнес Каплан. – А главное, ничего не опасайтесь, поскольку на этом вопросе все спотыкаются.
– Даже вы?
Морган рассмеялся.
– У вас высочайшее самообладание.
– Это от страха. – А2 вновь густо покраснел.
– Знаю, – кивнул Каплан. – Люди реагируют по-разному: одни цепенеют, другие начинают сражаться. Вы относитесь ко второму типу.
– Это хорошо или плохо?
– Это не имеет отношения к теме нашей встречи. – Морган удобнее устроился в кресле. – Давайте поговорим о счастье.
– В общих чертах?
– Сначала – да, – согласился Каплан. И чуть добавил в голос жесткого напора: – Общество, как вы правильно заметили, доктор Аккерман, меняется. Но общество – это в первую очередь люди, и общество создано для людей, а не наоборот… Вы следите за моей мыслью?
– Со всем возможным тщанием.
– Выдающиеся мыслители начала XXI века предвидели развитие человеческой цивилизации, внимательно изучали тенденции, которые тогда лишь зарождались, вычислили гуманистический вектор и сделали вывод, что главной задачей новейшего общества станет достижение счастья. Тысячи лет человек работал не разгибая спины, умирал от болезней, которые в те времена не умели лечить, погибал в войнах, развязанных колонизаторами и религиозными фанатиками, и мечтал о счастье. Сначала эти мечты были приземленными: кусок хлеба каждый день, крыша над головой, возможность прожить долгую жизнь и умереть на руках правнуков с улыбкой на устах. Подобные мечты сейчас выглядят мелкими, ведь человечество совершило грандиозный шаг вперед, но тогда казались недостижимыми. Сейчас мы справляемся с любыми болезнями, у нас нет голодных и почти отсутствуют войны. Современное общество способно предложить законопослушным гражданам высочайший уровень комфорта и благосостояния. Наша цивилизация далеко ушла от варварства, но возникает важнейший вопрос: что теперь счастье?
– Для некоторых это по-прежнему кусок хлеба, – внезапно обронил А2.
– Вы меня не слышали? – грубовато поинтересовался Морган.
– Просто предположил, – вновь смутился Аккерман.
Доктор жестко посмотрел на Алекса, затем, успокоившись, продолжил:
– Вы знаете, почему приглашены на встречу?
– Я надеялся, что по ошибке, – признался А2 и принялся нервно теребить манжет сорочки.
– Нет, не по ошибке, – покачал головой Каплан. – У нас много дел, доктор Аккерман, и мы не имеем права тратить время на ненужные знакомства. Мы не ошибаемся.
– То есть вы решили, что я несчастлив?
– Именно.
Разговор вступил в самую опасную для А2 стадию: сейчас Морган изложит суть претензий, на которые придется реагировать правильно. Предельно правильно, потому что в противном случае из института можно и не выйти…
– У вас есть дети? – неожиданно спросил Каплан.
– Нет.
– Почему?
– Я еще слишком молод.
– Сколько вам?
– Тридцать шесть.
– Фактически юноша.
– Да, – робко улыбнулся А2. – Нужно пожить для себя.