Аркадий Бухов
Шрифт:
— Да, но и в домашнем обиходе, ты же понимаешь…
Почему нельзя ходить запросто с отрубленным хвостом. я не знал и, боясь сбиться с правильного логического пути оклеветания грязного кота, резко замолчал, злобно поглядывая на веселое животное, и бросил на стол газету.
— Еще что-нибудь прольет.
— По-моему, кто не любит животных, — вскользь заметила жена, поглаживая Серого, — у того не может быть чуткой души… Так, кирпич вместо сердца…
— И с кирпичом люди живут, — сделал я необоснованное предположение и тоже вскользь добавил: —А
— Сначала кота выкинуть за хвост, потом и жену можно…
Это. конечно, было самоунижение, но я вообще сделал глупо, что завел вес? этот разговор. Если бы я действительно набросился бы на кота и, не дав опомниться ни жене, ни ему самому, вышвырнул его на лестницу, все бы этим окончилось…
С первого же вечера его взяли под свое покровительство, кроме жены, — мама, работница и даже квартирантка, одинокая старая дама без определенного возраста и занятий.
I
— Агаша, почему вы не дали мне сливок? Вы же знаете, что я люблю к утреннему чаю, чтобы…
— Не я, а Мария Владимировна…
— А, ну хорошо.
— Он уж ластился, ластился, оне и дали, — растроганно пояснила Агаша, — любят оне его.
— Кого они любят? — тревожно спросил я.
— Да кот выпил. Вылакал блюдце, другое налили, а потом удрал. Сейчас на дворе шляется…
— Значит, это коту отдали сливки?..
— Уж очень ластился…
Я не люблю стучать дверьми во время выхода из дома. Сегодня я это сделал.
II
— Я спать иду… А ты что, работать?
— Не хочется что-то… Второй час уж, а нужно…
— Ну, работай… Только не затворяй дверь, а то не слышно будет… Кота опять нет дома, бегает где-то. Придет. царапаться будет; Агаша спит, как бревно. Ты послушай, как замяукает — пусти…
— Отрываться от работы…
— Что же, мне не спать целую ночь? Может, на лестнице прикажете сидеть?
— Ну, хорошо, хорошо… Буду слушать, когда этот паршивый кот притащится.
Когда нить рассказа, какой я начал писать, удобно пристроившись у стола, начала раскручиваться плавно и весело и оставалось дать только неожиданную развязку, в кухонную дверь кто-то зацарапался.
У дверей на лестнице не было никого. Я немного подождал и пошел обратно совсем в ином расположении духа, чем оторвался от бумаги.
Немудрено, что веселая развязка в рассказе приняла вид горькой семейной драмы, причем героиня через четыре строчки переменила свое законное имя Евгении Петровны на Катю. Эти соответствующие обстоятельствам замечания сделал мне первый же редактор, возвращая рукопись обратно.
Оказалось, что кот спал дома под диваном. Я выяснил это около шести утра, когда мне пришлось встать из-за его назойливого мяуканья и выпускать его непременно через парадное крыльцо.
III
—
— Ага… Мм… да… кх…
— Проснись, пожалуйста…
— Ага… Мм… да… кх…
— Послушай. Саша… Саша же…
— Ну, что?.. В чем дело…
— Видишь ли… Где-то кот орет… Прямо надрывается… Он. должно быть, забрался на крышу и слезть не может, еще упадет, разобьется… Нужно разбудить дворника.
— Я из-за твоего кота, голубушка, по двору голым бегать не стану.
— Значит, я должна буду бегать голая? Да? Ты так думаешь?
Что я думал, трудно было высказать в присутствии женщины, хотя и близкой.
— В общем, или ты, или я, но кота сейчас же надо достать…
— Ну, хорошо, хорошо… Я пойду.
Хорошо, что весной нет снега. Иначе было бы еще холоднее в накинутом на незастегнутую одежду пальто бегать по двору и разыскивать дворника.
— Павел!.. А Павел?.. Спит, черт!.. Павел!.. Послушайте, Павел!..
— Сейчас отворю… Кто?..
— Павел… Павел… Опять спит… Павел!..
— Сейчас… Сейчас…
Через десять минут, в течение которых над моей головой где-то на крыше действительно раздавался непрестанный, полный дикого отчаяния и суровой безнадежности кошачий вой, Павел вышел из дворницкой.
— Кот там, — показал я куда-то вверх, — достать надо…
— Спать мешают, — сделал он попытку понять меня. — камнем его хорошо… Окно только там, боязно…
— Достать его надо… Наш он.
— Доста-а-ать? — удивленно произнес он. — Кота-то?
— Да, кота, вот…
— С крыши-то?
— С крыши… Упадет, разобьется…
— Да где же его достать… У нас вот в прошлом году тоже один шатался кот. так его Никита ключом пришиб…
— Может быть, лестница такая…
— Лестница-то есть…
Действительно, сбоку была лестница, поставленная, конечно, для более настоятельной необходимости, чем та, которой руководился я.
Через несколько минут я, человек свободной профессии, прочитавший много хороших и умных книг, чутко разбиравшийся в жизни и делавший некоторые успехи в своей общественной карьере, и Павел, крепкий, здоровый, серьезный мужчина, сосредоточенно, хмуро и медленно ходили по крыше, издававшей под нашими ногами громкое железное хлюпанье, и ловили кота. Если бы не холод весенней ночи и не предстоящий завтра трудовой день, в этом можно было бы даже найти своеобразный спортивный интерес.
Слабому, хотя и развязному, животному трудно было справиться с двумя взрослыми мужчинами, и где-то около закопченной дымовой трубы я поймал белого с сероватыми подпалинами кота и с торжеством настоящего охотника понес его домой. Павел нес с собой домой полтинник и неопределенное отношение к моим умственным способностям.
Дома я услышал, что жена разговаривает с кем-то тоном, на который имею право только я один.
— Ну, милый, ну, родной мой, испугался… Ну, золотой мой, ну, ляг, успокойся… Ну, ляг, хороший мой…