Аркадий и Борис Стругацкие - Двойная звезда
Шрифт:
– Чего тут непонятного? Это же аллюзия!
– То есть?
– опять не понял Стругацкий.
– А то, что какая же на другой планете кошка! Аркадий Натанович долго потом смеялся. И любил рассказывать приятелям, что, по мнению цензуры, аллюзия - это то место в рукописи, начиная с которого мысль читателя может пойти по неправильному руслу и привести к неправильным выводам.
Иногда редакторы принимали на себя удар цензуры по рукописи Стругацких. Так случилось с "Хищными вещами века". Редактора книги Бэлллу Клюеву вызвал в свой кабинет главный редактор
Редактор стала думать, что ей предпринять. Вернуть сверку Осипову? Это значило угробить книжку.
Когда Осипов потребовал сверку обратно, она ответила: "Сверки нет. Я послала ее в ЦК КПСС". Это был блеф. Сверка лежала в ее рабочем столе. Зачем она это сделала, спросил Осипов.
– Посоветоваться. Пусть нас рассудят сотрудники ЦК, - и назвала очень "высокую" фамилию.
Спустя несколько дней на вопрос Осипова, не возвратилась ли сверка из ЦК, Клюева ответила:
"Возвратилась. У товарищей из ЦК КПСС нет к ней претензий".
Удалось отделаться "малой кровью". Стругацким пришлось написать небезызвестное предисловие к повести ("...Мы не ставим перед собой задачи показать капиталистическое государство с его полюсами богатства и нищеты... Мы ограничиваемся одним... очень важным аспектом: духовная смерть, которую несет человеку буржуазная идеология...") и внести в нее несколько мелких поправок, после чего книга вышла в свет.
Комментарий Бориса Стругацкого: Не знаю, имел ли место описанный здесь эпизод, - скорее всего, имел, но вне связи с ХВВ. История остановки ХВВ в производстве гораздо сложнее. Я хорошо знаю все перипетии ее, потому что занимался этой проблемой лично (АН как раз в это время уехал в отпуск на юг).
Однако рассказывать об этом сейчас и здесь мне, честно говоря, лень, да и недосуг. Отложим на потом, тем более что сохранилось мое письмо к АН, где я об этом деле довольно подробно ему докладываю.
Шутки
Аркадий Стругацкий и Мариан Ткачев решили провести вечер в обществе друга, физика, впоследствии эмигрировавшего в США. Физик опаздывал. Ткачев со Стругацким потихоньку пили водку. Когда физик наконец пришел, он, не раздеваясь, направился к телефону: надо позвонить.
Он набрал номер:
– Валечка, установка работает? Значит, так: первый, третий и четвертый выключайте, а второй пусть до завтра работает на холостом ходу. И слейте рассол!
Аркадий Натанович откликнулся:
– Рассол не сливай. Пригодится.
Мариан Ткачев и Аркадий Стругацкий в составе бригады писателей на Камчатке. Комната местной гостиницы. Ночь. Оба спят. Начинается землетрясение.
Стругацкий, не просыпаясь:
– Ткачев, прекрати раскачивать дом!
1976 год. Владивосток. Дом ученых. Вечер встречи с А. Н. Стругацким. Зал набит до отказа молодыми учеными вперемешку с кагэбешниками. Вопрос из зала:
"Скажите, Аркадий Натанович, где можно прочесть вашу "Сказку
Аркадий Натанович, совершенно серьезно:
– Она опубликована в эмигрантском журнале "Грани" издательства "Посев". В вашей библиотеке этого журнала наверняка нет, но я с собой привез несколько десятков экземпляров, можете взять...
Стругацкий открыл портфель, вынул стопку каких-то журналов, пошел с ними к краю сцены...
И публика начала разбегаться.
Середина 80-х. Не только советские, но и зарубежные издательства стремятся заполучить права на публикацию прозы братьев Стругацких. В один и тот же день, в один и тот же час в квартире Аркадия Натановича объявляются два иностранца. Один - японец, другой - то ли испанец, то ли итальянец. Оба почти одновременно говорят, что хотели бы издать у себя на родине трилогию, состоящую из повестей "Обитаемый остров", "Жук в муравейнике" и "Волны гасят ветер". Аркадий Натанович решает пошутить.
– Что же это вы - пришли вместе, а договориться не можете? Шли бы вы лучше на улицу, выяснили, кому что издавать, а потом - приходите...
По легенде, японец с то ли испанцем, то ли итальянцем шуток не понимали.
Они вышли на улицу и начали драться.
Ъ
С романом "Ур, сын Шама" у писателей-фантастов Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова были неприятности. На роман набросились рецензенты. Историю о шумерском мальчике, который после странствий в чужих мирах возвращается на Землю, деятели из Госкомиздата РСФСР, известные своими шовинистическими взглядами, и их подручные критики оболгали: они пытались представить шумерскую линию романа как сионистскую. Авторы приуныли.
Аркадий Натанович так кричал на одного из авторов романа Евгения Войскунского:
– Ты же моряк, боевой офицер, ты под обстрелом ходил! Прояви твердость! Приди к ним, грохни кулаком по столу! Или садись и пиши письмо в ЦК!
– Да без толку...
– А ты напиши! Есть вещи, которых нельзя спускать! Надо устроить скандал. А скандалов в ЦК не любят.
Он был прав. ЦК мог санкционировать любую мерзость, но если возникал скандал, то ЦК всеми силами пытался скандал замять. И хотя Аркадий Натанович терпеть не мог составлять письма в высокие инстанции, копий этих писем у него накопилась целая папка, а в особой тетрадке он помечал, когда письмо послано, когда пришел ответ, куда письмо переслали и что в результате получилось. Так что твердость он в необходимых случаях проявить умел. И других этому учил.
Ь
А вообще-то он был человек мягкий. До того мягкий, что если Стругацкие отдавали в какой-нибудь московский журнал свою новую вещь для публикации, то редакторам приходилось иметь дело не с Аркадием, а с Борисом Натановичем, звонить по междугородному телефону в Ленинград или даже туда специально ехать. Аркадий Натанович говорил о поправках к рукописям: "Этим у нас занимается Борис, все вопросы к нему". Он боялся, что будет недостаточно тверд и уступит то, чего уступать никак не следует.