Аркадия
Шрифт:
Я не могла представить их здесь, я не верила, хотя и понимала, что они говорили правду.
А потом я увидела Великую Реку, и все встало на свои места. Моя жизнь раскрылась передо мной, как цветок, и я смотрела, как истекает свет. Я видела, откуда я пришла и куда я уйду в самом конце, и это было прекрасно. Я видела все, и мне не нужны были никакие цифры. Магия впиталась в эту землю, как земля впитывала воду, она впитала и великую силу, заставляющую мир быть. Оттого, здесь всегда было лето, оттого здесь было так чудесно. Я, перепуганная и несчастная, вдруг успокоилась и смотрела, как солнце протекает передо мной. Я знала, что к этой реке нельзя прикасаться, я знала, что это просто запрещено, не понимала почему, но табу работало, мне не хотелось подходить ближе. Я подумала, что буду как Икар, и свалюсь далеко вниз, если попытаюсь прикоснуться к солнцу. Оставалось только смотреть. И я смотрела, но глазам не стало
Я сказала:
– Невероятно.
Я посмотрела на Делию и Герхарда, золото реки плясало у них в глазах. И я подумала: они ведь оба сказочно красивые. Как будто это такая порода.
Делия спросила:
– А вы тоже подумали про всякую хрень вроде перерождения?
– Очень сакральный момент, - сказала я. А Делия сказала:
– Типа того.
И мы еще долго стояли, не смея шевельнуться. Я прежде никогда не переживала ничего подобного. И я подумала: а ведь ради такого можно умереть. И я поняла солдат, которые во время Крестовых походов, отдавали жизнь за Иерусалим, которого прежде никогда не видели. Золотые пески пленяли их точно так же, как пленили меня золотые воды.
Герхард молчал, думал о чем-то своем, и почему-то я пожалела, что не могу прочитать его мысли. Он заметил мой взгляд, хотя не оборачивался ко мне и казался полностью увлеченным рекой.
– Если умру теперь, не так сильно расстроюсь, - сказал он. И я засмеялась, хотя он явно не хотел шутить. Вышло неловко, и я, с трудом отведя взгляд от реки, отошла.
– Мы должны найти этих ребят, Астрид и Адриана.
Они, по крайней мере, не были одни. Мне хотелось увидеть их, и в то же время я уже ревновала к ним, будто наша уютная троица могла стать куда менее гармоничной пятеркой.
Мы еще некоторое время шли вдоль Великой Реки, и я старалась не смотреть на нее. Я подумала: а ведь можно было уставиться на этот вечный свет, и больше никогда и ни о чем не заботиться. Можно было стоять так до самой смерти, и это была бы счастливейшая из жизней.
– А где они сейчас?
– спросил Герхард.
– Остановились. Мы не так уж далеко.
Делия сложила карту и убрала в карман. Она сказала:
– Спорим, тут даже курево негде купить. Никогда не хотела попасть в рай.
– Я думаю, если рай и существует, он должен выполнять желания праведников. То есть, для тебя в раю должны быть сигареты.
– А зал для курящих там есть, Герхард?
– спросила Делия. Герхард задумался, он выглядел очень серьезным, будто решал какую-то проблему на работе, за которую ему платят огромные деньги. Наконец, он сказал:
– Я уверен, что есть. Может быть там сидят грешники из некурящих. Хотя я думаю, что все должны попасть в рай.
– Даже Гитлер?
– неожиданно спросила я. И хотя мне казалось, что Делия с Герхардом забавляется, и я это не одобряла, мне вдруг стало интересно.
– Настоящий рай, это место, где все люди вместе, и все прощено и забыто. Рай будет сложно устроен, потому что люди сложные.
Мы дошли до моста на светлой рекой. Мост был каменный, изгибавшийся полукругом, как в сказке. Под таким мостом хорошо бы жить троллю. Я вступила на мост, ощутив теплоту камня под ногами даже сквозь подошву сапог. Мост над Вечной Рекой, наверное, грелся от ее света. Я обернулась, Герхард снова смотрел на реку, походка у него была расшатанная, немного пьяная. Делия выглядела недовольной. Инстинктивная часть ее восторгов золотом, текущим под нами, поутихла, и теперь Делия выглядела очень мрачной, озаренной великим светом девочкой-готом. Она шла, засунув руки в карманы, и делала вид, что ей абсолютно все равно. Она показалась мне даже очаровательной, и мне стало интересно, подружимся ли мы. Я первой обогнула мост, спустилась. Передо мной открылась ненадежная лиловая ласка вересковых полей. Легкий ветерок колыхал цветы, как волны, и они клонили свои головы, обнажая зелень под ними, а потом, гордые и непокорные, вскидывались снова. Пахло самым одуряющим, пьянящим образом. Фиолетовая дымка цветов над полем зашлась в судорогах от особенно сильного порыва ветра. На холме я увидела замок, изумительный замок, как на открытках, как в фильмах, такой, каким я в детстве себе представляла свой дом, играя с папой в принцессу и ее шута. Будто бы образ вырвали точно из моего воображения, даже окна были такими, какими их представляла я - высокими, стрельчатыми, с разноцветными витражами, сквозь которые дробилось солнце. А потом я вдруг поняла, откуда я взяла образ этого белого замка посреди вересковых пустошей, откуда эти высокие башни, откуда пухлые донжоны, белоснежные крепостные стены и подвесной мост через небольшое озеро. Это ведь папа рассказывал мне, так вдохновенно, какой у меня замок на самом краю мира. Он описывал высокие, ребристые шпили башен, описывал витражи на окнах, описывал, как волны на озере, в особенно ветреный день, играют с кувшинками. Он описывал это место, и он не врал, когда говорил, что я - его принцесса. Замок окружали внушительные крепостные стены с зубчатыми верхушками, напоминающие о громоздком и монументальном романском стиле. В этой ракушке из камня, как жемчужина, таилось в окружении донжонов основное здание - высокое, по-готически устремленное вверх и тонкое, четыре башни, каждую из которых я помнила, утыкались в самое небо. Казалось, еще чуть-чуть, и они проткнут его, как мыльный пузырь. Я помнила все эти башни, я помнила даже переднюю справа, которая была моя. И я подумала, что и теперь она моей станет. Папа в мельчайших подробностях описывал мне весь этот замок, его устройство, его сказочную и скорбную белизну. Описывал даже лебедей в озере, которых я отсюда еще не видела, но была уверена, что они совершают свой моцион вокруг озера, вскидывая царственные головы к солнцу в зените. Папа описывал все, но он никогда не говорил, что у замка не было крыши. Это не выглядело так, будто замок разрушен или недостроен. Скорее будто кто-то аккуратно, как снимают ножом слой масла, удалил самые кончики башен и донжонов, и замок был открыт всем ветрам, а шпили башен, как обглоданные кости, торчали прямо из внутренностей замка.
Оглушал и пьянил меня запах вереска, запах тоски по тому, как уходит лето.
– Ух ты!
– сказала я. Обернувшись к Герхарду и Делии, я указала на замок.
– Папа описывал мне его.
– Тогда, может, ты знаешь ту пятилетнюю девочку, которая в нем живет?
– спросил Герхард. Это можно было бы назвать удачной шуткой, если бы его голос не был абсолютно серьезным. Делия не удостоила замок ни единым словом, но я видела гримасу отвращения, исказившую ее лицо, а густо накрашенные глаза блеснули комментарием, который так и остался неозвученным. Я даже обиделась. Мои детские мечты оказались поруганы. Я сложила руки на груди, а потом спросила:
– И где тогда эти ваши Астрид и Адриан?
В этот момент я услышала визг, не принадлежавший ни Делии, ни, безусловно, Герхарду, даже, казалось, не принадлежавший человеческому существу. Кто-то выскочил из-под моста, как обещанный декорациями тролль и, чем черт не шутит, возможно им и являлся. Меня повалили прямо в вереск, в нос мне еще сильнее ударил запах горечи и меда. Я подумала, что за этим ударом, почти приятным, воспоследует еще один - последний в моей жизни. В сердце или в горло, подумала я, только бы быстро, вот бы даже ничего не понятно. А потом я поняла, что это не гигантская сколопендра и не тролль из-под моста. А потом мне врезали по щеке.
– Не визжи!
И только тогда я поняла, что визжала. Стало стыдно. Я услышала:
– Не двигайтесь, а то мы ее убьем!
Голос принадлежал какому-то парню, который явно не испытывал от происходящего никаких неудобств. Мозг работал странно, сначала я услышала этот голос - спокойный, красивый, по-своему мелодичный, и даже им восхитилась, и только потом смогла сфокусировать взгляд на том, кто все это время был надо мной и казался мне темным пятном. Во-первых, это была она, а во-вторых, она очень ловко прижимала меня к земле, так что вывернуться не было никакой возможности. Я никогда не слыла агрессивным ребенком, а уж для девушки драться было бы просто ненормально. Но сейчас я пожалела о недостатке опыта, все мои попытки выбраться были исключительно инстинктивными и малоуспешными подергиваниями. Кроме того, вернулась боль в голове, перед глазами высыпали, как черные мошки после бессонной ночи, цифры. Я видела все, от гаплогруппы ее ДНК до показателей кровяного давления в настоящий момент, и ни на чем не могла зафиксировать сознание. Разве что, визжать прекратила, чем уже вызвала у себя уважение. А потом среди цифр мелькнули буквы, они сложились в имя, которое тут же сорвалось у меня с губ:
– Астрид!
И только когда она отстранилась, я поняла, что ничего особенно опасного и не происходило, она только стукнула меня, но и это было не больно.
– Ты откуда знаешь мое имя?
– Не двигайтесь, - добавил парень, приятный голос которого я услышала во второй раз, без сомнения это был Адриан.
– Она - зверюга, перегрызет вашей подружке горло в любой момент.
– Зачем ты на меня напала?
– спросила я. Я приподнялась, села и сложила руки на груди. Астрид быстро встала, потом сорвала стебель вереска, принялась потрошить цветок.