Аркадия
Шрифт:
– Я-то думала, вы померли.
– А я думала, что вы.
– А я подозревал, что вы живы.
И тогда мы с Астрид в порыве женской солидарности, подобной которой мир не видел прежде рявкнули:
– Заткни уже хлебало!
И это была, пожалуй, самая длинная фраза, которую я сказала с кем-то в унисон, если не считать хоровых занятий в первом классе.
– А вообще, - сказала Астрид.
– Не так уж мы и облажались.
– В смысле?
– В смысле, мы сбежали.
Я немного разозлилась, хотя и понимала, что вряд ли, если бы они не сбежали, с их помощью мы смогли бы удрать от Потерянных. В этот
Когда Адриана втолкнули в клетку, он сказал:
– Спасибо за компанию.
А потом обернулся к Акселю и сказал:
– Привет.
Вид у него стал еще более довольный. И хотя я видела, как он бледен даже в свете огня, который горел не так далеко от его клетки, он ничем не показывал, что измотан. Словно бы душа и тело Адриана существовали каким-то совершенно отдельным образом, не были связаны друг с другом ничем, кроме формального соприсутствия.
– Ну, не так уж плохо, - постановил Адриан.
– И надолго мы здесь?
– На жалкий остаток нашей жизни, - протянул Аксель. А Астрид сказала:
– Да нормально все, чего вы паритесь.
Я оглядела лагерь Потерянных, жилища из шкур, людей, раскачивающихся у костра и снующих туда-сюда по своим делам, их здесь было невероятно много, сотня, может две. Все совсем юные. Где-то далеко раздавался вопль умирающей скотины, наверное это был олень. Судя по всему, с ним развлекались долго. Присмотревшись я увидела в далеком зареве костра силуэт животного, находившегося в такой же клетке, как мы, только больше. Оно металось по тесному для него пространству, то и дело напарываясь на длинные копья. Зрелище, наверное, не из приятных. Хотя вообще-то в любой дикости есть свой кайф - когда-то мы все были первобытными, жестокими тварями. В нас это осталось и сейчас.
– Ну, - сказала Астрид.
– Может и не совсем нормально. Но не так уж плохо.
Через полминуты она сменила свое решение в третий раз, постановив, что нам конец. И, наконец, еще через некоторое время Астрид сказала:
– Но этого так оставлять нельзя!
Адриан подтвердил, я пожала плечами, не желая выдавать чрезмерную заинтересованность в столь мелочных вещах, как сохранение собственной жизни. Аксель сказал:
– Я, кажется, придумал гениальный план.
Это заявление было встречено с ожидаемым скепсисом. Я не особенно верила в гениальность планов Акселя, мне казалось, что это будет что-то драматичное, больше подходящее пьесе Шекспира, чем роману Голдинга. Сейчас нам требовались жесткие меры, дикие меры. Наверное, стоило попросить Астрид подумать, но Астрид была занята тем, что пыталась достать до засова, сломать прутья клетки и даже перегрызть их. Зубы у нее действительно были крепкие. Наверное, в каком-то смысле это было хорошо, но совершенно неактуально для того, чтобы освободиться. Стоило объяснить это Астрид, но я как-то не решилась вмешиваться в ее сложные отношения с клеткой.
– И в чем же он заключается?
– спросил Адриан. Руководила им, по видимому, не надежда, а интерес.
– В моих антропологических изысканиях, - охотно ответил Аксель.
– Один из непреложных законов Потерянных состоит в том, что вопросы власти, как это частенько бывает в традиционных обществах, решаются боем. Если кто-нибудь, например ваш герой, вызовет Жадину на бой при всех, он не сможет отказаться.
– Тогда зови его!
– сказала Астрид, но Аксель только покачал головой.
– Я же говорю, при всех. Один на один, он меня убьет, я полагаю. По крайней мере, я бы так и сделал. Нет свидетеля, нет проблемы. В общем, когда наш потащат казнить, тогда я и выступлю.
– Ты просто хочешь, чтобы тебя услышала орава людей, да?
– Нет, Астрид, я хочу обезопасить нас всех!
– А с чего ты вообще взял, что нас потащат на казнь?
– спросила я. Аксель пожал плечами.
– Не знаю, а как бы ты поступила с детьми своего злейшего врага, будь ты изуродованной душой, лишенной шанса на следующую жизнь?
Я задумалась. У меня не было ощущения, что я стала бы кого-то убивать. Но, может быть, это только потому, что на самом деле я подобной жизнью не жила. Я посмотрела, как между кострами путешествовали люди, втянула запах всякого мяса: жареного, свежего и гнилого. Наверное, эта убогая жизнь, где единственными украшениями были костяные аналоги "музыки ветра", мало кого делала добрее. И все же эти люди держались друг за друга, у них было что-то вроде города, огромного лагеря с палатками.
Такой извращенный, олененавистнический Вудсток. Я должна была чувствовать к ним неприязнь, но у меня не получалось. Впрочем, это наверняка пройдет, когда они решат выпустить нам кишки.
– А что еще известно о Потерянных?
– спросила я.
Но вместо кровавых подробностей, которых я ожидала, я услышала:
– Да ничего особенного. Живут своей жизнью, какая уж им доступна. Стараются не попадаться на глаза Неблагому Королю, боятся, что он завершит их превращение. Цепляются за остатки своей души. Их вожак, Жадина, вроде бы за ними следит, он поумнее.
Я нахмурилась. Мне совсем не нравилось, как он об этом говорил. Астрид выразила свою мысль за меня:
– Короче, не сладко им здесь, а ты еще и издеваешься.
– Лучше подумайте о том, как там Герхарду и Констанции.
Я всматривалась в темноту, пытаясь увидеть их силуэты или хотя бы силуэты их клеток. Но темнота была изменчива, она отступала перед людьми у огня, но позволить мне увидеть моих брата и сестру не могла.
– На случай если мы умрем, Делия, мне жаль, что ты не сходила со мной на свидание!
Голос Акселя вытянул меня из забытья, и я почувствовала благодарность за то, что своими глупостями он вырвал меня из хватки волнения.
– А я жалею, - сказал Адриан.
– Что этот разговор происходит при мне.
– А я жалею, - добавила Астрид.
– Что нельзя дать в табло тому парню, который нас сюда притащил.
А я, наконец, сказала:
– Я жалею, что здесь не кормят.
Мы засмеялись. Сегодня мне то и дело было с ними хорошо. Наверное, общие беды и страхи и вправду сближают. Мы сидели в разных клетках, но были, кажется, близко-близко, как после истории с деревом на болоте. Я снова пожалела, что Герхарда и Констанции рядом нет.