Арлекин
Шрифт:
Я покачала головой.
–Решительно не понимаю, о чем ты.
Эдуард коснулся моей руки, и я подскочила от неожиданности.
–Ты просто не хочешь понимать.
– Он прошелся пальцами по моей руке, привлекая меня к себе. Олаф так и остался стоять, где стоял, все с той же улыбкой на лице.
–Что?
– спросил Эдуард. Он склонился ко мне, говоря быстро и тихо.
– Пока ты была без сознания, Олаф проник в палату. Ты вся была в крови, и все решили, что ты отключилась. Он прикасался к тебе, Анита. Врачи и охрана застали его с поличным, и мне пришлось выволочь его прочь, но…
Я попыталась
–Что значит, прикасался ко мне?
– спросила я.
–Твой живот.
–Я не понимаю, - начала было я.
– Раны, он касался ран.
–Да, - ответил Эдуард.
Я тяжело сглотнула, и мой пульс вместе с приступом тошноты начали душить меня. Я посмотрела вглубь комнаты, где стоял Олаф. Я знала, что на моем лице читается страх, и ничего не могла с этим поделать. Я втянула нижнюю губу и прикусила ее. Думаю, это был неосознанный жест. Жест, который указывает на то, что вы либо задумались, либо считаете, что на вас никто не смотрит. И тут он двинулся к нам, как страшный темный силуэт из кинофильма. Он выглядел, как человек, но всем своим видом показывал, что за этим лицом не осталось ничего человеческого.
Эдуард открыл дверь и втолкнул меня внутрь. Очевидно, он не ожидал такой реакции от Олафа. Великолепно.
Я споткнулась о порожек. Его рука напряглась на моем теле, удерживая меня. Дверь закрылась, скрыв от нас Олафа, скользившего по комнате в нашу сторону. Он двигался почти, как оборотень, будто у него были мышцы там, где им быть не полагается. Так ему хотелось убить.
Видимо, я была очень бледной, потому что Мика бросился через комнату и заключил меня в свои объятья. Он прошептал мне прямо в щеку «что случилось?». Он обнимал меня немного крепче, чем надо.
–Ты дрожишь.
Я обернула свои руки вокруг него и сжала его в ответных объятьях так сильно, как только смогла. Это было одно из тех объятий, в момент которых вам очень хочется слиться с другим человеком воедино. Иногда это сексуально, но иногда это бывает потому, что все идет наперекосяк, и вам просто нужно вцепиться в кого-нибудь, чтобы почувствовать, что мир не ушел из-под ваших ног.
Я вцепилась в него, будто Мика был последней материальной вещью в этом мире. Я спрятала лицо в изгибе его шеи, втянула аромат его кожи. Он больше не спросил, что было не так, он просто обнимал меня.
Другие объятия сомкнулись на мне сзади. Мне не нужно было открывать глаза, чтобы знать, что это был Натаниэл. Мне даже не нужно было намекать легким ароматом ванили. Я знала ощущение его тела на моем. Я знала ощущение таких вот объятий.
Еще одно тело обвило нас с боку. Тут мне пришлось повернуться, чтобы увидеть, ч то это была Черри. Она обвила руками обоих мужчин. Я отметила, что теперь она уже не выше Натаниэла.
–Что случилось?
– спросила она, глядя на меня своими взволнованными глазами.
Что я могла ответить? Что я боялась Олафа? Что мысль от того, что он ласкал мои раны, пугала меня? То, что меня мучил вопрос, касался ли он изгибов моего кишечника так, как обычный мужчина касается груди? То, что мне хотелось знать все эти ответы и не хотелось одновременно?
Дверь позади нас открылась. Эдуард кивнул мне и вышел в открытую дверь. Он решил поговорить с Олафом наедине, возможно, он постарается на время удержать его
Я посмотрела поверх плеча Мики и руки Черри на кровать, стоявшую в комнате. Пережитая боль добавила теней на лицо Питера с момента нашей последней встречи. Оно смотрело на меня, такое молодое и бледное в окружении всех этих трубок и приборов. Когда я очнулась, я была подключена к чему-то похожему, что контролировало все жизненно важные функции организма. Так чем же он хуже меня?
Я прошептала.
–Не думаю, что стоит говорить, что не так.
Черри прищурилась в ответ на мои слова.
–Я постараюсь объяснить все потом, обещаю.
Она нахмурилась, но отстранилась, будто знала, что я собираюсь сделать. Может, так оно и было. Я вероятно двинулась к кровати или просто шевельнулась, показав, что собираюсь двигаться. Большинство людей просто не заметили бы, но оборотни были чувствительнее.
Мика снова обнял меня, но уже не так сильно, и поцеловал. Это был нежный, осторожный поцелуй. Если бы Питер сейчас не наблюдал бы за нами, то я, возможно, сделала бы еще что-нибудь, но он был тут, и Эдуард разговаривал в соседней комнате с большим, страшным монстром. Это меня удержало от чего-то большего. Я отклонилась назад и посмотрела через плечо на Натаниэла. Он поцеловал меня в щеку, прильнув к моему лицу так, что наши головы соприкасались, щека к щеке. Я постаралась развернуться к нему, чтобы поцелуй был как можно более полным, но он вывернулся и свел поцелуй к самому целомудренному, какой у нас когда-либо был. Я отстранилась, озадаченно посмотрев на него. Его лавандовый взгляд пристально прошелся по комнате в сторону кровати. Я поймала этот взгляд, но не среагировала. Что-то было в том, что Питер наблюдал за нами, за Натаниэлом, но я не знала, что именно. Я имею в виду, что-то было в этом поцелуе, а не в объятьях. Я задвинула эту мысль в круговорот остальных, что теснились в моей голове. Их было так много, что скоро мне понадобится клетка, дабы удержать их, иначе они просто разрушат меня.
Я осмотрела одежду Натаниэла и поняла, что это была точная копия моего комплекта, за исключением того, что его футболка была мужской, и ему не нужно было прятать на теле оружие. Мы были похожи, как близнецы. Сложно жаловаться на одежду тому, кто ее выбирал, когда он сам носит что-то подобное. Но одежда была самым меньшим злом из того, что нас сегодня ожидало.
Я глубоко вздохнула и вышла из круга рук. Я вынырнула из тепла их объятий, чтобы столкнуться с круговоротом своих мыслей.
На меня уставились карие глаза, похожие на острова на бледном лице. Питер обычно не был таким белокожим, как например Эдуард, просто он побледнел сейчас. Так бывает от потери крови.
Я подошла к кровати. В этот момент я была рада оказаться перед Питером, а не перед Олафом. Я и впрямь была трусихой или просто это так казалось на фоне Эдуарда? Держу пари, что он лучше оказался бы перед тысячей Олафов, чем перед одним приемным сыном. Выражение лица Питера изменилось, пока я шла к кровати. Он все еще был хмурым, но его взгляд был направлен куда-то дальше, чем на мое лицо, так что, когда я подошла к кровати, он был уже не таким бледным, ему хватило крови, чтобы покраснеть.