Арлекин
Шрифт:
Не думаю, что он говорил о чем-то вроде сердечного приступа. Есть и другие способы сделать сердцу больно. Я позволила ему прижать меня к себе еще сильнее. Я гладила его руки, обхватывающие меня.
Зебровски покачал головой и улыбнулся.
–Знаешь, Кети чувствует примерно то же самое, когда я возвращаюсь домой после очередного «отдыха» в больнице. Но она слишком спокойна, чтобы демонстрировать свои чувства прилюдно.
Я посмотрела на него, и взгляд мой был не совсем дружелюбный.
Он поднял протестующе руки.
–Это не критика вам с Натаниэлом.
Я задумалась.
–Да, думаю, что да.
–Если нам не нужно играть в людей, - сказал Мика, - мы бываем очень раскрепощенными, не скрываем свои эмоции.
Зебровски усмехнулся.
–Черт возьми, а ведь он задумывался, как довесок, Анита.
–Что это должно значить?
–Это значит, что ты ведешь себя, как большинство копов, которых я знаю, ты переполнена эмоциями. И это значит, что если твоих друзей не окажется как-нибудь ночью на месте преступления, ты будешь виснуть на мне?
–Ты бы этого хотел, - ответила я, улыбаясь. Я продолжала гладить руку Натаниэла и попробовала высвободиться. Он позволил мне выйти немного вперед, но продолжал держать мою руку. Я понимала его потребность в прикосновениях. Это была не просто потребность ликантропа. Мне, например хотелось обнять Питера, будто он совсем маленький мальчик, и сказать ему, что все будет в порядке, но это было бы ложью. Даже если бы он действительно был маленьким мальчиком, это все равно было бы ложью. Я не могла ему ничего обещать.
–У тебя слишком серьезное лицо для женщины, которую только что обнимал ее любовник.
–Я задумалась о Питере.
–Да, ты ведь пострадала, пытаясь спасти его.
Я старалась, чтобы мое лицо ничего не выдало. Если бы мы собирались рассказать полиции немного иную история, Эдуард бы меня предупредил. То, что он не рассказал мне «официальную версию», и я сама ее не поинтересовалась, говорило только о том, насколько мы оба были не в себе. Не очень хорошо.
–Ты спасла ему жизнь, Анита. Это лучшее, что ты могла для него сделать, - продолжал Зебровски.
Я кивнула и отступила в объятия Микки, частично, чтобы скрыть лицо, потому что я еще не была в состоянии нормально реагировать. Моя вина состояла в том, что Питер пострадал, спасая меня. Его даже не отблагодарили. Это оскорбительно для тех ран, что ему нанесли.
Мика поцеловал меня в щеку и шепнул:
–Эдуард не рассказал тебе официальную версию?
–Нет, - прошептала в ответ я.
Мика продолжал говорить, обнимая меня.
–Я думаю, Анита винит себя, потому что она решила охотиться на этих вампиров. Она считает, что они не были бы так решительны, если бы не знали, что она идет по их следу.
Я немного развернулась, все еще оставаясь в кольце рук Мики.
–Когда человек знает, что его выследят и убьют, Зебровски, какие у него будут варианты?
–Ты хочешь сказать, что не согласна с системой?
– спросил он.
–Нет, не в этот раз, но бывают ночи, когда мне очень жаль, что у меня не было выбора,
–Ты сейчас о том, что уже было?
– спросил Зебровски.
–Нет, не совсем. Большинство из них продолжили бы убивать, если бы их не остановили. Но, тем не менее, вампир, за которыми мы охотимся, связан с вампирами Церкви Вечной Жизни. Он помог двоим из них увеличить силу. Если я просто сделаю то, что предписано ордером, я убью двух невинных людей.
–Это, как тогда, когда плохие вампы сделали из тебя оружие против хороших, и пытались их убить?
–Да, - ответила я, - это так же, как тогда, и если им удалось сделать такое со мной, они могут так же поступить и с другими истребителями вампиров, чего последние не принимают в расчет.
–Ты хочешь сказать, что это потому, что они не общались с вампирами и признают только принцип «хороший вампир - мертвый вампир».
–да.
Зебровски нахмурился.
–Не один Дольф считает, что твоя личная жизнь… - он сделал неопределенный жест в сторону Мики и Натаниэла, - мешает твоей работе. Но я не думаю, что это так. Я думаю, что это заставляет тебя иначе смотреть на вампиров и ликантропов, чем все остальные. Юридически к ним надо относиться, как к простым гражданам, как к людям, и ты смотришь на них именно так. Поэтому тебе сложнее их убивать, но это делает тебя хорошим полицейским. Ты стремишься отыскать правду, поймать именно плохого парня, наказать виновного. Другие ликвидаторы просто убивают того, кого им говорят убить. Это говорит о том, что они прекрасные убийцы, но вот что хорошие полицейские, я не уверен.
Для Зебровски это была очень длинная речь.
–Ты попытался объясниться.
Он выглядел смущенным.
–Думаю, да. Я много времени трачу на то, чтобы защитить твою честь перед другими копами.
–Я сама могу защитить свою честь, - возразила я.
Он снова усмехнулся.
–Нет, не можешь. Ты не сможешь объяснить, что видишь в монстрах людей, не выглядя фанатично настроенной дамочкой. Я - Зебровски. И я могу выдать кучу дерьма и не выглядеть при этом безумным. Мне кажется забавным, что у тебя есть слабости. А людей это раздражает.
–Он и впрямь хорошо нас знает, - отозвался Мика.
Я повернулась настолько, чтобы видеть его.
–Что это, черт возьми, значит?
Он усмехнулся. Тут я заметила, что Натаниэл тоже давится смехом. Они все надо мной смеялись.
–Что?
Мой сотовый зазвонил, и тут я поняла, что у меня его нет. Он зазвонил снова, мелодией, которую установил Натаниэл, когда я сказала, что мне безразлично, как будет звонить телефон. Это была "Wild Boys" Duran Duran. Надо будет у него в ближайшее время спросить, почему он выбрал именно эту мелодию. Мика выловил мобильный из своего кармана и вручил мне. У меня не было времени расспрашивать, кто звонит. Я просто взяла трубку и ответила.