Армагеддон был вчера
Шрифт:
– И что, у вас есть уже какая-нибудь теория или хотя бы гипотеза на этот счет, пан коллега? – спросил я, изо всех сил стараясь не выдать своим видом чрезмерного интереса, тем более волнения, какое я, сам не зная почему, вдруг почувствовал.
– Есть, – гордо ответил он. – Знаете, пан коллега, я вам верю, поэтому, собственно, всё это и рассказываю. Мне кажется, что все эти цветы... пардон, растения... и все животные, в которых я нашёл такие молекулы, являются, так сказать, ублюдками. Или, точнее, мутациями. И, может быть, всё их отличие от остальных заключается именно в химическом составе, допустим, как раз в оптической активности
Я глотнул из бокала, чтобы Коварж не заметил моего облегчения. Его гипотеза была такой же наивной и безнадёжной, как и его симпатии к Яне. Хотя...
– Пожалуй, это интересно, – великодушно согласился я. – Интересно и многообещающе. Да, кстати, о каких растениях – цветах, если использовать вашу терминологию – и животных идёт речь? Если, конечно, вы готовы это сообщить.
Коварж уже находился под расслабляющим действием алкоголя.
– Для вас – все, что угодно, пан коллега! Вы слышали что-нибудь об орхидее Corallorhiza trifida?
– Да, конечно. Из университетского курса ботаники.
– Ну, тогда я вам не скажу ничего нового. То, что она цветет уже в марте, ещё не так удивительно. Но то, что у неё нет хлорофилла...
– Не преувеличивайте, пан коллега! Насколько я помню, внутри стебля этого растения живут грибы, можно сказать, в плену. Корни растения снабжают их питательными веществами, те перерабатывают их...
– Не сердитесь, пан коллега, я не хочу вмешиваться в вашу специальность, но здесь вы немного путаете, – сказал Коварж с торжеством. – Растение, точнее его верхняя часть...
– Цветок? – иронично уточнил я. Разумеется, я отлично знал, как там обстоят дела с Corallorhiza trifida, но мне хотелось проверить его.
– Вот именно, цветок. Так вот, этот цветок фактически утилизирует гриб, который даёт ему питательные вещества. Но и это ещё не все. Растение цветет, даже образует семена, но это, как бы выразиться поточнее, только макеты семян, потому что у них напрочь отсутствует всхожесть. Оно размножается корневищами. А цветёт и плодоносит только для вида, можно сказать, для удовольствия, потому что может обеспечить себя питанием с избытком.
– Хорошо, пан коллега. Я так понимаю, что там вы и нашли свою правовращающую водичку?
– Не во всём растении. Только, как вы говорите, в цветке. Глициды и полный набор аминокислот. Гриб, захваченный растением, абсолютно нормален. С биологической точки зрения, разумеется. Наверно, вам это покажется смешным, но мне это представляется ужасно... ужасно аномальным... чудовищным... Как будто цветок является настоящим эксплуататором, захватчиком, я бы даже сказал...
– Мутацией, – быстро подсказал я. – С точки зрения морфологии это так, но не забывайте, что, скажем, все лишайники, строго говоря, являются таким же симбиозом водорослей и грибов. А водоросли, как должен бы знать и биохимик, всё-таки растения, – не счёл я нужным объяснять, что симбиоз – совсем иное дело: водоросли используют свой хлорофилл для общего снабжения питательными веществами.
– Может быть, вы и правы, пан коллега. В конце концов, это тоже не так уж далеко от моей теории... А знаете, где я обнаружил ещё одну неплохую коллекцию правовращающих аминокислот?
– Откуда же? Я пока ещё не ясновидец.
– В лимфе ящерицы... чёрт, забыл, как её по латыни. Это создание живет в пустыне Гоби и единственное на всей Земле использует вибратор – собственное тело, которое колеблется с ультразвуковой частотой, – чтобы молниеносно зарываться в песок в случае опасности...
Коварж внезапно прервал свою речь и выразительно посмотрел на меня.
– Вы дали мне слово, пан коллега, не забывайте об этом. То, что я вам рассказываю – это итог моей работы в течение нескольких лет. Вы же знаете, какие у нас условия и чего стоило найти всю эту экзотику. Даже с помощью богачей из «Спофы». Вы же мне друг?
– Оставим это, пан коллега, – успокоил его я. – Во-первых, я действительно ваш друг, хотя вы и сплетничаете обо мне с Цирилом, а во-вторых, в благосклонности Роберта Великого и Ужасного я не нуждаюсь. Что касается вашей ящерицы, это выглядит более интересно, чем цветок. Здесь, может быть, чтото есть, – уверенно произнес я, потому что твёрдо знал, что это тупик. Таких диковин в природе сотни и тысячи. Чего стоит хотя бы электрический скат или муравьи и пчёлы со своим сложным языком? Да и обыкновенный уж, если на то пошло, безо всякого ультразвука может зарыться едва ли не в асфальт. Но если Коваржу так уж хочется поразвлечься за государственный счет, то почему бы и нет? В худшем случае это позволит ему хоть немного развеяться и отвлечься от своей безнадёжной неразделённой любви.
– А теперь, наконец, вы, будущий лауреат и венценосец, скажите-ка мне, что же вам надо от меня, скромного заведующего лабораторией зоологии?
Коварж гордо надулся – видно, мысль о Нобелевской премии, пусть даже и в шутке, запала ему в душу.
– Подсказку. Наводку, так сказать. На другие виды организмов, пан коллега. Животные, растения, которые могут оказаться такими же мутациями. Я ведь должен доказать свою теорию, а на двух видах, вы понимаете, это невозможно.
– Это верно, – кивнул я и сделал вид, что размышляю. – А что вы скажете о всей австралийской фауне? Ехидны, утконосы, кенгуру – это же весь третичный период, прямо пересаженный в наш благословенный век!
Коварж легко клюнул на эту наживку.
– Чёрт побери, а об этом я и не подумал, пан коллега! Хотя мне кажется, что вся эта австралийская живность скорее реликт, чем мутация, но попробовать стоит... А ещё?
– Ну, вы ненасытный, честное слово! Раз мы уж начали разбираться с этими курьёзами, попробуйте мечехвоста. В конце концов, последний оставшийся в живых трилобит. Потом эта, как её, – змеевидная макрель. Или латимерия – пусть «Спофа» тряхнет мошной! Кенгуру и коалу можно найти в зоопарке, утконоса тоже, если не у нас, то у соседей, особенно если вам достаточно взять анализ крови. Вот за мечехвостом придётся ехать в Южную Америку. А с живыми латимерией или целакантом – прямо беда, даже и не знаю, куда бы вас направить!
Но Коварж уже понял подвох и засопел, как паровоз, не желая сворачивать в сторону.
– Боюсь, пан коллега, мы с вами не вполне понимаем друг друга. Меня не интересуют курьёзы природы, которые ни с того, ни с сего пережили своё время, а самые обыкновенные виды, животные или растения, которые, однако, обладают сверхъестественными свойствами. Понимаете?
Я отлично его понимал и назвал для приличия несколько малоизвестных видов, о которых вспомнил. Как видно, наукой действительно можно неплохо заниматься даже в таком неподходящем месте, как винный погребок.