Армагеддон был вчера
Шрифт:
На следующий день с самого утра я незаметно отвёл прелестную Яну в сторонку.
– Не дуйся ты так на этого Коваржа, – посоветовал я ей. – Мне кажется, он отличный парень, к тому же влюблён в тебя по уши. Почему бы тебе не быть с ним поласковее?
– И об этом говоришь мне ты?! – она вытаращила глаза.
– Насколько я знаю, о наших с тобой отношениях никто не подозревает, а уж он – тем более. Я ведь не прошу ничего, кроме разговора с ним время от времени – буквально пара слов на ходу. Заведи при случае, хотя бы в очереди в буфете, беседу о его работе, словно для приличия. Он сейчас занимается чем-то интересным и вне себя от радужных
Она пристально посмотрела на меня, тряхнула очаровательной головкой и вернулась в лабораторию. В последующие дни мне доставались разрозненные сообщения о том, как Коварж ведет осаду всех зоопарков республики. Разговоры о кенгуру и утконосах, как видно, всё же возымели действие, и мой молодой коллега не имел ни минуты отдыха. Самого Коваржа я видел пару раз и только мельком. У него был ужасно заговорщицкий вид, и он подмигивал мне при встрече в коридоре, словно намекал на нашу общую тайну. Как мальчишка, думал я.
Объявился Коварж недели через две. Приглушенным, таинственным голосом а ля Джеймс Бонд в трубке внутреннего телефона он попросил о встрече «на том же месте и в тот же час, вы меня понимаете, пан коллега?» Я заверил его в своём добром расположении. В конце концов, я и так бываю в этом ресторанчике через день, и его присутствие мне в любом случае не будет помехой.
Коваржа я нашёл склонившимся над бокалом вина за тем же столиком в углу. Настоящий светский лев, ни дать ни взять! Не успел я пристроиться напротив, он завалил меня своими новостями. С австралийскими реликтами дело не заладилось – кенгуру оказались в полном порядке, берлинский утконос, правда, имел в костном мозге какой-то процент правовращающих глицерофосфатов, но столько, что не стоило и говорить. Мечехвоста он пока не достал, латимерии и целаканта тоже. Я уж было собирался посоветовать ему связаться с Туром Хейердалом и записаться на будущую экспедицию куда-нибудь в тропики, но он не дал мне слова.
– Зато, пан коллега, я нашёл кое-что другое, куда почище! Это настоящая сенсация! Представьте себе, мне в руки неделю назад чисто случайно попал номер журнала по радиобиологии...
Я почувствовал, что у меня вдруг вспотели ладони:
– Вам в него завернули сардельки в буфете, признавайтесь?
Кожарж засмеялся, сегодня его нельзя было сбить с толку ироничными замечаниями. Он буквально упивался своим открытием и выглядел так прекрасно, что в эту минуту понравился бы даже Яне:
– Вы почти угадали, пан коллега. Я листал его от скуки в читальном зале, ожидая заказанные книги, и вычитал, что по никому не известной причине скорпион Heterometrus swannerderdami, который встречается в восточном Казахстане и штате Невада, безо всякого для себя вреда переносит облучение мощностью более двадцати тысяч рентген в час, в то время, как человек или собака уже при пятистах рентген стопроцентно мертвы. И что вы думаете? Он полностью состоит из правовращающих соединений, я уже успел проверить!
Я медленно раскуривал сигарету, хотя обычно почти не курю. Я старался выиграть время.
Коварж задумчиво помолчал.
– Я должен вам признаться, пан коллега. Если уж быть откровенным, то до конца. Знаете, я больше не верю в дегенеративные изменения или в мутации. Мне теперь кажется... Собственно, это вы меня натолкнули на мысль с той Австралией, помните? Полностью автономная, отрезанная от остального света, группа растений и животных... Я знаю, это звучит совсем не научно. Но я не могу расстаться с представлением, что речь идёт о целой, совершенно особенной группе, так сказать, островом чужой жизни, которая до определенного времени развивалась в абсолютной изоляции, а потом... потом рассеялась среди... среди нас. В нашем мире. Что вы на это скажете, а? Бред, верно?
Я позавидовал пану Пангасту с его проблемами – краем уха я слышал, как он жалуется доктору Нетрлику, ещё не дошедшему до стадии южночешских хоровых песен, на своего младшего коллегу, который, судя по всему, держит его за старого дурака.
Надо было что-то отвечать.
– Интересно, интересно. Правда, мне кажется, что систематический скрининг всех двадцати – или сколько их там – миллионов видов – работенка не из приятных, не так ли?
Он восторженно завертел головой и снова подмигнул – уже не как Джеймс Бонд, а как озорной мальчишка.
– А вот и нет, вот и нет! Я теперь, дружище, влез в радиобиологию по самые уши и с этой дорожки не сверну. Что хроматография и поляриметрия – они хоть и дают неплохие результаты, зато под гамма-излучатель можно засунуть двадцать видов насекомых разом и сразу будет видно, кто как себя чувствует! Кстати, эта работа и так давно ведется во всём мире в рамках атомных программ, поэтому я могу с успехом использовать результаты других.
– Ну, так и отлично, – промямлил я. – Считайте, государственная премия, как минимум, у вас уже в кармане. У вас есть конкретный план исследований?
Коварж незаметно покосился по сторонам и приглушил голос, как будто пан Тихи мог оказаться сотрудником конкурирующей фирмы.
– Есть. Сегодня один физик-ядерщик – пока только аспирант, знаете, но ужасно толковый парень! – привёз мне образцы водорослей из яхимовских и пршибрамских радиоактивных источников, и я попробую их на зубок, пан коллега. И как следует попробую!
– Отличная мысль, – кивнул я. – Меня, признаться, это очень интересует. Сообщите мне о результатах, если вы не против, ладно?
Он сидел с победоносным видом.
– Я знал, знал, что вы на это клюнете, пан коллега! Конечно, сообщу! И можете не сомневаться, что для вас найдется место в моей работе – и не только среди анонимных «сотрудников».
– Мне просто самому интересно, – выдавил я, не так уж кривя душой.
На третье, такое же конспиративное свидание, Кожарж пригласил меня уже через неделю. Теперь он выглядел разбитым, усталым и сосредоточиться мог только с большим усилием.
– Ну, что произошло? – поинтересовался я. – В яхимовских водорослях правовращающих молекул не нашли?
– Ни следа, – ответил он равнодушно.
– Не принимайте близко к сердцу, пан коллега. Видимо, ваша теория о связи правовращения со стойкостью к радиации притянута за уши. Ну, что же – такое случается и с великими. Попытайтесь зайти с другого конца, вот что я вам посоветую.
– Вы меня не понимаете, пан коллега, – сказал он грустно. – Чёрт бы побрал яхимовские водоросли, но тот же аспирант принес мне по своей инициативе – только это между нами, он ведь не имел права этого делать – образцы инфузорий, которые, оказывается, преспокойно живут и размножаются прямо в первичном контуре системы охлаждения атомных реакторов, хотя эта вода должна быть абсолютно стерильной. Так вот, они полностью правовращающие, пан коллега. От «а» до «я». Все – аминокислоты, липиды, углеводы – абсолютно все. И... знаете, мне страшно...