Армагеддон был вчера
Шрифт:
Мишка и Аннушка сидели вместе в песочнице, и у каждого в руках было по мороженке. Напротив сидел отец и откровенно любовался, как они с аппетитом уплетают прохладную сладость.
На подоконнике первого этажа дремал старый кот Матроскин, довольно жмурясь и вяло покачивая свесившимся кончиком хвоста. По двору бегала ребятня, но никто Матроскина не сдёргивал, и это было в высшей степени странно. Обычно он и пяти минут не мог там пролежать, не привлекая внимания маленьких извергов.
Кесарь Кесаревич прошёл по двору, изумляясь и восторгаясь всё больше. На душе было так хорошо, что
И тут он увидел причину столь разительных перемен. У самого входа в скверик сидела небольшая вислоухая собачонка и улыбалась всем прохожим. И люди улыбались ей в ответ, и каждый норовил подойти и обязательно погладить, приговаривая какое-нибудь ласковое слово. Она нисколечко не пугалась и принимала знаки внимания, благодарно шевеля пушистым хвостом в дорожной пыли.
Кесарь Кесаревич торопливо прошаркал до ближайшего магазинчика и купил двести грамм ливерной колбасы. Обратно он едва не бежал, опасаясь, что собачонке наскучит их дворик, и она потрусит дальше в неизвестность, из которой она и выпала.
Нет, она словно дожидалась его, как будто знала – зачем этот смешной старик убегал так поспешно.
Колбасу они приняла благосклонно и, что удивительно, не набросилась на неё с жадностью бродячей шавки, а принялась есть чинно и благородно, словно аристократка на приёме у принца-консорта. Кесарь Кесаревич в глубокой задумчивости присел на лавочку, и рассеяно следил, как неторопливо отгрызет она маленькие кусочки, тщательно их пережёвывает и так же неспешно проглатывает.
Насытившись, собачонка подошла к человеку, угостившему её, и благодарно лизнула в ладонь тёплым, шелковистым языком. Кесарь Кесаревич погладил в ответ, украдкой вытерев слюни о чуть жестковатую шёрстку.
– Откуда ты такая взялась, солнце моё? – ласково проговорил он. Она свесила голову набок и повиляла хвостиком: мол, не всё ли равно?
– И то верно, – вздохнул Кесарь Кесаревич.
Внезапно с грохотом распахнулась дверь второго подъезда, вылетел всклокоченный Мокин, слесарь местного ЖЭКа.
– Да пошла ты в задницу, сука! – проорал он кому-то невидимому. Сплюнул зло и пошёл прямо на них, нещадно матерясь. И осёкся, встретившись взглядом с собакой. – Это что ещё за тварь?
Кесарь Кесаревич виновато развёл руками.
– Да вот, собака, – пролепетал он. Мокин хмыкнул:
– Вижу что не верблюд! Твоя, что ли? Кесарь Кесаревич растерялся.
– Ну, вроде как…
– Вроде как, – глумливо передразнил его Мокин, но всё же прошёл мимо, опасливо обогнув нестрашную собачку по широкой дуге. Собака, не отрываясь, внимательно следила за ним карими глазами. Мокин заспешил, непрестанно оглядываясь и бурча под нос что-то невнятное.
Кесарь Кесаревич судорожно сглотнул.
– Ты ведь видишь ИХ, правда? – потрясённо прошептал он. Она повернула к нему мордочку и снова шевельнула хвостом. – Чувствую, что видишь! – И вдруг с жаром добавил. – Оставайся у нас, они же тебя боятся!
Собака медленно легла у его ног. Кесарь Кесаревич облегчённо выдохнул, почесал её за ухом, она блаженно зажмурилась и подставила второе ухо.
– Ну, теперь всё у нас будет хорошо! – заключил он.
С этого дня двор было не узнать: все стали предупредительны и вежливы друг с другом, дети делились сладостями и бегали в магазин за хлебом и молоком для одиноких старушек. Алкаши в скверике больше не появлялись, и Мишкин папка словно обрёл вторую молодость: повеселел, посвежел, и теперь всегда ходил аккуратно побритым, отутюженным. Даже стал как будто выше ростом.
А Кесарь Кесаревич целые дни напролёт молотил по клавишам старенького «Ундервуда»:
«…Как ни странно, отличать ИХ от нас могут только животные, которые не обладают разумом, но доверяют могучим и древним инстинктам. Только этим можно объяснить то, что домашние любимцы – кошки, собаки, – годами живущие под одной крышей со своими хозяевами, порой набрасываются на тех, кто их холит и кормит. Страшно даже представить, что же такое кошмарное могут сотворить ОНИ, находясь в нашем обличье, если самое преданное существо – собака, не больная и не бешеная, набрасывается и убивает своего хозяина…»
Да, в последнее время всё чаще в новостях передают как любимец семьи питбуль или ротвейлер загрызает насмерть своего владельца. Самое странное в этом, что чаще всего ими оказываются люди, облечённые властью. Или деньгами, что вообще-то одно и тоже.
Собака прижилась во дворе, и жильцы наперебой старались закормить её разными вкусностями: кто колбаской краковской, кто косточкой мозговой, а кто просто хлебом, вымоченным в соусе от гуляша. Она благосклонно принимала это как должное, и отрабатывала харч как могла: по утрам сидела у входа в сквер и провожала взрослых на работу, вечером там же и встречала. Днём присматривала за детьми, а когда наступала ночь, сидела в самом центре двора и внимательно следила, как одно за другим гаснут окна дома.
Вот только на клички, что пытались навязать ей благодарные жильцы, она принципиально не отзывалась, поэтому так и осталась – просто Собака. Или – Наша Собака.
Кесарь Кесаревич же продолжал писать своё разоблачение. Так и остававшееся пока без названия.
А Собака жила, и двор преображался. Даже посторонние бродячие псы избегали теперь заглядывать сюда. Да ещё слесарь ЖЭКа Мокин.
Всё было настолько хорошо, что просто не могло продолжаться долго.
И вот однажды утром Кесарь Кесаревича разбудил жуткий грохот и звон выбитого стекла.
– Если пропить не смогу, так выброшу, на хер, в окно! – орал кто-то. Кесарь Кесаревич с ужасом узнал голос Мишкиного отца. Наспех умывшись и в волнении криво повязав галстук, он выскочил на улицу. Дворовые бабульки немедленно накинулись на него:
– Да сколько же это может продолжаться! Ты, интеллигентишка занюханный, сколько говорено было: подпиши заявление – так нет же!.. Глянь, до чего дошло!
Под окнами валялись останки телевизора. Дешёвого, чёрно-белого, и всё же… Действительно, участковый неоднократно приходил к нему с коллективным заявлением на непутёвого соседа, но Кесарь Кесаревич – человек по натуре незлобивый – всегда вежливо отнекивался, отказывался подписывать. Мало того, ещё и участкового убеждал дать человеку шанс, провести с ним беседу.