Армия возмездия (Они называют меня наемником - 6)
Шрифт:
Фрост постучался.
В воротах распахнулось маленькое оконце, за которым возникло женское лицо.
– Да?
– Сестра, мое имя - Хэнк Фрост.
Наемник выждал одно мгновение и произнес довольно приторный пароль:
– Бутон розы возвещает о грядущей весне. Окошечко затворилось, и начали раскрываться сами ворота. Войдя на монастырское подворье, капитан остановился, обозрел внушительный фонтан, пышный сад, роскошные клумбы цветов, рассыпанные там и сям по гладким, чисто выметенным плитам.
Фрост обернулся,
– Дожидаться здесь, или идти дальше, сестра?
– Сеньорита спустится к вам через минуту, капитан. Сожалею, но мужчинам доступ в монастырь возбраняется.
– Понятно, - сказал Фрост, удержавшись от ухмылки. Монахиня пошла вернее, поплыла, прошествовала по двору, скрылась из виду. Присев на каменную скамью близ фонтана, Фрост попытался вообразить, будто здесь, подле бьющих и низвергающихся водяных струй, хоть немного прохладнее.
Он уже разговаривал по телефону с людьми, работавшими на Марину, кое-что выяснил, договорился о встрече, и плате за предстоявшую службу.
Марина платила сто тысяч американских долларов. Наивысшая ставка за всю мою жизнь, подумал Фрост. И уже начал мысленно прикидывать, как распорядится этими деньгами. Подумал о Бесс. Теперь уж, голубчик, либо меняй род занятий, либо...
Он постоянно твердил Элизабет: погоди немного, дай заработать хорошие деньги - и я бросаю всякие авантюры... Фрост уже звонил в Лондон, разузнал о самочувствии любимой, ободрил, как сумел; вкратце поведал о грядущей работе за умопомрачительный гонорар. Сказал ровно столько, сколько можно было сказать по трансатлантическому кабелю, не опасаясь подслушивания.
– Что за работа, Фрост?
– осведомилась Элизабет напряженным голосом.
– Н-ну... Послужу телохранителем. Это мне уже не впервые.
– Ты и в Канаде нанимался телохранителем!
– Здесь иное. И платят сотню тысяч. Сотню, малыш!
– А потом?
– Потом?
– Да. Потом - что ты намерен делать, как жить?
– Мы ведь беседовали об этом, и не раз! Подумай: сто тысяч. Родная моя, ты...
– Зачем нужны сто тысяч такой ценой, Фрост? Мертвому деньги ни к чему хоть сотня миллиардов!
Она, конечно, волновалась перед операцией, капризничала. Раздражаться в ответ было бы попросту грешно.
– Если бы не эта работа, Лиз, я завтра же вылетел бы в Лондон и просидел с тобою рядом хоть целый месяц. Честное слово. Я люблю тебя...
– Хэнк, ты прилетел!
– Марина.
– Здравствуй, - сказал капитан, вставая со скамьи.
– Если бы отец был жив, - произнесла темноволосая, темноглазая женщина, то выбрал бы для этой работы именно тебя. Я знаю. И потому...
– Я прибыл.
– Давай немного прогуляемся, Хэнк, - улыбнулась Марина.
– В дозволенных пределах, разумеется.
Она изящно и непринужденно взяла капитана под руку, повела в сторону сада, туда,
– Битва будет нелегкой. Но теперь, когда ты согласился возглавить армию вторжения...
– Армию возмездия, - улыбнулся Фрост.
– Пожалуй, - сказала Марина.
– Теперь мы, думается, отвоюем Монте-Асуль.
– Официально я имею право числиться лишь телохранителем. Никаких воинских чинов. Это грозит большими неприятностями.
– Понимаю. Но разве только в чине дело? Хэнк... Она остановилась, вынудив наемника сделать то же самое.
– Как я соскучилась! И как обрадовалась, узнав, что ты прилетаешь! У тебя все хорошо, правда?
– По-прежнему, - пожал плечами Фрост.
– Ни лучше, ни хуже. А у тебя? Наверное, стало получше, ежели можешь навербовать и экипировать целую армию.
Фрост и Марина снова двинулись по садовой дорожке.
– Не так это легко было, Хэнк. Я ведь попросту ходячее знамя, символ. Талисман своего рода. Коль скоро затея удастся - тогда иное дело. А покуда...
– Ты думаешь, потом будет легче и проще?
– Не понимаю, - молвила Марина, кладя голову на плечо капитана.
Фрост уклонился от нависавшей пальмовой ветви, покосился на женщину:
– В случае нашей победы на тебя начнет восхищенно взирать все население Монте-Асуль. А все население Кубы примется изрыгать проклятия по твоему адресу. И бездействовать не будет, особенно "интернациональные отряды" Кастро. Сама знаешь, какие это бандюги. Покойный Че Гевара и прочая мразь... Ну, и что? А то, что о личной жизни, дорогая, придется надолго позабыть. Женщина-президент уже не принадлежит себе. Она, по твоим же словам, ходячее знамя, символ и так далее, и в подобном роде.
– Забыть о личной жизни?
– задумчиво повторила Марина.
И, повернувшись, крепко обхватила шею наемника обеими руками.
– Это будет потом... А сейчас я имею право жить как заблагорассудится. И нынешняя минута - моя, Хэнк...
Фросту припомнилось, как он впервые поцеловал Марину - там, на юге, в президентском дворце. Как молотили дождевые струи по их прижимавшимся друг к другу телам. Как он изо всех сил старался напиться до бесчувствия - но кому бы удалось это сделать рядом с Мариной?
Он сомкнул глаз, опять припомнил ветер, дождь, балкон, сверкание молний; первую, сумасшедшую ночь любви.
И поцеловал Марину.
Поцеловал нежно, радостно, исступленно.
Уповая, что не совершает кощунства, делая это в монастырском саду.
Глава четвертая
– Расскажи-ка мне о Рамоне. Что он за фрукт?
– Газет не читаешь?
– Не выношу.
– А журналы?
– Читаю, но редко.
Марина рассмеялась.
– Хорошо, о мой непросвещенный полководец. Внемли и запоминай. Лет сорока; возможно, чуть старше. Красив - но конфетной, почти женственной красотой...