Аромагия
Шрифт:
Надо думать, нервы дракона нуждались в некотором успокоении.
Попрощавшись со всем, напоследок Исмир подошел ко мне. Это был единственный знак внимания, которым он одарил меня сегодня, и я, признаюсь, не удержалась от иронии.
— Хотите, я пришлю вам валерьянки? — предложила я тихо, дождавшись, когда любопытные отвлекутся на уже переодевшихся дам. — Думаю, она вам пригодится. К сожалению, с собой у меня нет, но я могу заказать у аптекаря…
— Издеваетесь? — Исмир приподнял брови. — А мне казалось,
Я усмехнулась. Надо признать, теперь у меня имелась отличная возможность выполнить просьбу Сольвейг.
— Разумеется, — согласилась я, пожав плечами. — Должна признать, представление вышло отменным, но я наблюдала за вами не потому.
— А почему же? — на лице Исмира было написано вежливое удивление, а в запахе — сладковато-пряном базилике — читалось недоверие.
Спиной чувствуя любопытные взгляды, я протянула ему руку и, не отвечая, произнесла громче:
— Рада была с вами пообщаться, господин Исмир!
Он взял мою руку, коснулся кожи (перчатки я сняла, хлопоча над госпожой Ёрдис) поцелуем.
А в ладонь его незаметно скользнул листок бумаги.
Дракон хищно ухмыльнулся и сообщил чуть слышно:
— Сегодня я к вам загляну. Ждите!
Я запоздало сообразила, что он принял происходящее за просьбу о свидании.
Исмир стремительно отошел, не давая что-то объяснить. Удалившись на достаточное расстояние, он сделал странный жест, его фигура окуталась дымкой… и вот уже в небе летел голубовато-белый дракон…
Купались не все, некоторые прогуливались по деревянным мосткам, подоткнув юбки.
Конечно, простить мне явного «благоволения» своего кумира дамы не могли. И безошибочно выбрали способ меня уязвить.
— А знаете, полковник Ингольв совсем потерял голову от своей медсестры! — доверительно сообщила одна дама другой. Сказано это было так, чтобы я непременно услышала.
— Да вы что? — «удивилась» вторая.
— Правда-правда! — первая всплеснула руками. — Он без памяти влюблен и даже не скрывает этого! Представляете, ювелир рассказал мне — под большим секретом, конечно! — что полковник купил роскошные бриллианты!
— И явно не для жены! — хихикнула третья подруга.
— Бедная госпожа Мирра! — покачала головой вторая.
— Она сама виновата! — не согласилась первая. — Мужа нужно держать у своей юбки, а не пропадать целыми днями невесть где!
Я через силу усмехнулась и огляделась в поисках Гуды.
Если муж погуливает, его ругают — чуть-чуть, но виноватой все равно считают жену… А вот измена жены — явный вызов обществу. Неверную супругу осудят все.
Прощаясь, Гуда явно испытывала неловкость. Надо думать, обо мне придумали очередные гадости. И отсутствие шляпы тоже наверняка заметили.
Боюсь, в ближайшее время мне не захочется снова выходить в свет…
Я
— Домой, — велела я, откидываясь на мягкую спинку, прикрыла глаза… и едва не выругалась вслух. От Петтера несло ядреной горчицей — жгучей ревностью — и желчью.
— Как прикажете, — откликнулся он, заводя мотор. В запахе промелькнула обиженная нотка аниса.
«За что мне такое наказание?!» — тоскливо подумала я, чувствуя бесконечную усталость. События последних дней совсем меня вымотали, а две бессонные ночи кряду добили окончательно.
— Петтер, прекратите! — попросила я, не открывая глаз. — Между мной и господином Исмиром дело не зашло дальше нескольких поцелуев.
И тут же поняла, что последнее брякнула зря. От юноши резко потянуло горячей смолой и раскаленным металлом. Жгучая боль.
— Петтер, — я вздохнула и нехотя распахнула глаза. Петтер на меня не смотрел, якобы полностью поглощенный дорогой. Темные глаза прищурены, челюсти сжаты… — Ну что за глупости? К мужу вы меня не ревнуете, а из-за крохи внимания Исмира встаете на дыбы!
— Господина полковника вы не любите! — возразил Петтер резко. Надо думать, все это время он наблюдал за мной из автомобиля.
Я принялась на ощупь поправлять прическу.
— Успокойтесь, я и господина Исмира не люблю! — заверила я.
Это чувство слишком дорого мне обошлось, чтобы рискнуть еще раз.
Юноша отвернулся, а к запаху его добавилась полынная горечь.
«И меня вы не любите тоже!» — хотел сказать он. Но промолчал…
Тихая нежность Петтера — как негромкие аккорды, когда музыкант осторожно и задумчиво перебирает гитарные струны. А потом резкий удар — и звон словно отдается в позвоночнике.
И так жаль, что давно смолкло то, что звучало во мне когда-то…
Я помотала головой, досадуя на себя. От усталости путаются мысли, вот я и думаю о глупостях!
Петтер высадил меня возле «Уртехюс». Держался он отстраненно и подчеркнуто вежливо. Даже сухой и горячий аромат ветивера словно подернулся ледком.
Что же, возможно, это к лучшему? Я давно замужем, и мой сын младше Петтера всего лет на семь-восемь! Ну что там может быть у нас?!
Почему же тогда мне так горько?..
Так и не найдя ответа на этот вопрос, я проводила взглядом рванувший с места автомобиль и медленно пошла в «Уртехюс».
Руки привычно нашарили ключ, зажгли свечу, открыли замок. Я вошла, заперла дверь и прислонилась лбом к прохладному гладкому дереву.
Простите меня, Петтер…
Я заставила себя успокоиться. Заварила мятный чай, съела немного кураги, припрятанной в одном из шкафчиков на черный день, накапала в аромамедальон масла нарда.
А потом занялась приготовлением давно заказанных духов.