Аромагия
Шрифт:
Я несколько принужденно улыбнулась. Надо думать, свекор намеренно внушил новой горничной, что особняк принадлежит ему.
— Хозяин дома — полковник Ингольв, сын господина Бранда. А я жена Ингольва. Простите, может быть, вы позволите мне войти?
— Да, конечно! — девушка испугалась, сообразив, что наболтала лишнего. Торопливо посторонилась, снова сделала книксен. — А я — Ринд, госпожа. Простите, госпожа!
— Ничего, — рассеянно отозвалась я, оглядываясь. — А кто дома?
— Господин Бранд и господин Петтер! — добросовестно
— Благодарю, Ринд! — прохладно откликнулась я. — Вы можете быть свободны.
Девица испарилась, а я с тяжелым сердцем отправилась в столовую…
К ужину мой благоверный снова не явился, так что трапезничали мы втроем: я, Петтер и свекор. Сидеть за одним столом с юношей после всего произошедшего было неловко, но мне ничего не оставалось, кроме как изображать спокойствие.
И, разумеется, господин Бранд желал поделиться впечатлениями о последних событиях, с воистину слоновьим безразличием не замечая, как неприятна эта тема сотрапезникам.
— Вот додумалась же, мерзавка! — экспрессивно размахивая куриной ножкой, возмущался он. От него изрядно попахивало портвейном, так что в причинах говорливости (и пренебрежения манерам) можно было не сомневаться. — Надо же ей было это проделать у нас под носом! Надумала сдохнуть — так иди сразу в канаву, и делай с собой, что хочешь!
Мы с Петтером угрюмо молчали, глядя каждый в свою тарелку, а господин Бранд живописал, как, должно быть, билась в конвульсиях Уннер. И это прямо на пороге нашего дома! От смакования тошнотворных подробностей ком стоял в горле, а жадное любопытство Сольвейг, которая внимательно прислушивалась к рассказу, вызывало омерзение.
Представляю, каково было Петтеру это слушать!
Юноша казался странно повзрослевшим, будто сегодняшний день состарил его лет на пять. Он ел, не поднимая глаз, и боль выдавал только запах — холодная полынная горечь и раскаленный металл.
Наконец я не выдержала: отложила столовые приборы, стремительно поднялась.
— Благодарю, я сыта. Поднимусь к себе, голова болит. Спокойной ночи!
И стремительно вышла…
Ванну этим вечером я принимала дольше обычного. Нард, роза и лаванда сняли боль и навеяли сонливость, но душевного успокоения не принесли. Выбравшись из воды, я накинула халат и прошла в спальню.
И первое, что увидела — Ринд, стоящую на коленях у стены. Не замечая меня, девушка что-то сосредоточенно делала, и я, приблизившись на цыпочках, заглянула ей через плечо. Ринд зачем-то запихивала в розетку клок ваты.
— Что вы делаете?! — удивилась я во весь голос.
Ринд дернулась, вскрикнула, испуганно обернулась…
— Госпожа Мирра! — придушенно выдохнула она. — Ой, простите! Я просто…
— Просто — что? — уточнила я, подняв брови. Неужели девица пыталась навести порчу?
— Я
Слово «электричество» она произнесла по слогам, с явной опаской и благоговением.
Каюсь, я расхохоталась. Я понимала, что это попросту истерика, но никак не могла остановиться.
Надо думать, Петтер услышал странный шум. Распахнул дверь, ворвался в комнату… И замер, во все глаза глядя на меня, покатывающуюся со смеху.
Впрочем, раздумывал он недолго: быстро набрал стакан воды, похлопал меня по щекам и заставил выпить. Пахло от него так знакомо и приятно, что у меня потеплело на душе.
— Ох, спасибо, Петтер! — с чувством поблагодарила я, немного оклемавшись.
— Что случилось? — встревоженно спросил он, посмотрев на едва не плачущую Ринд.
— Ринд решила заткнуть розетки на ночь, — объяснила я. Смех все еще рвался наружу. — Чтобы электричество не вытекло.
Девушка опустила глаза. Щеки ее заливал бурачный румянец.
— Простите, — придушенно попросила она, и я опомнилась. Совсем застыдила девчонку!
— Ничего страшного, — улыбнулась я.
— Давай, я расскажу тебе об электричестве, — великодушно предложил Петтер, распахивая дверь перед Ринд. — Нечего его бояться!
Она просияла, кивнула, потом бросила на меня опасливый взгляд.
Я кивнула, заставляя себя не выдать… ревности?
Они ушли, а я все сидела, невидяще глядя на пламя камина. По стенам метались тени, за окном завывал ветер… Я грела руки у огня, чувствуя себя бесконечно одинокой.
Ночью я почти не спала. Ни масла, ни книжка, ни даже теплое какао не помогли. Я крутилась со стороны в сторону, чутко прислушиваясь, не раздастся ли в коридоре тяжелая поступь мужа. И только ближе к рассвету забылась тревожным сном…
За завтраком я чувствовала себя совершенно разбитой и вяло ковырялась в омлете. На Петтера я старалась не смотреть.
Господин Бранд довольно апатично (после выпитого вчера у него сильно болела голова) сообщил, что Ингольв дома появится только завтра, так что сегодня Петтер должен отвезти меня к морю, а после на пикник.
Сомневаюсь, что дела заговора требуют дневать и ночевать в казарме. Надо думать, муженек рванул на пару дней к любовнице. Впрочем, я ничего не имела против. Пусть развлекается, только подальше от меня!
Уже на выходе из дома меня вдруг окликнула Сольвейг.
— Госпожа!
— Что вы хотели? — поинтересовалась я, натягивая перчатки.
— Можно вас на минутку, госпожа Мирра? — она неуверенно мяла передник. — Я хочу… обсудить с вами меню!
От домоправительницы в кои-то веки тянуло не уксусом, а цитрусами — их запах тонизирует и пробуждает аппетит, к жизни в том числе. На обычно желтоватых скулах Сольвейг сегодня виднелся слабый румянец.
Хм, а ведь знакомство с господином Льётольвом пошло ей на пользу!