Аромагия
Шрифт:
— Выходит, все же господин Колльв, — со вздохом признал он, не обращая внимания на означенного господина, замершего посреди комнаты. — Раз уж его жена сама резала торт и сама же наложила его себе на тарелку, а вода ни при чем… Значит, дело в какао!
— Йотун вас всех раздери! — заорал Колльв внезапно. — Давайте, вешайте на меня всех собак! Снобы проклятые! Как же, простой призер Улльских игр, который выгодно женился на старухе! Вы же ничего, ничего не понимаете!
И опустился на ближайший стул, закрыв лицо руками. Плечи его вздрагивали,
Я бросила взгляд на слуг, на лицах которых читалась вся гамма чувств от ненависти и злорадства до робкого сочувствия.
— К-хм, — откашлявшись, инспектор Сольбранд предположил: — Может, она отравилась по ошибке? Или, скажем, ребенок пошутил?
— Хельга не могла! — хором вскричали Эрна и господин Колльв, ради такого случая отнявший ладони от покрасневших глаз.
От свежего пряно-древесного аромата куркумы, меда и сладкой ванили у меня запершило в горле. Надо думать, в каком-то смысле слухи не лгали: гувернантку и хозяина объединял ребенок, только совсем в другом смысле.
— Инспектор, — прервал дискуссию бархатный голос дракона, — полагаю, при слугах не стоит это обсуждать.
— Хм, — полицейский смешался. В запале он действительно позабыл о присутствии посторонних. — Да, вы правы. Слуги могут разойтись по местам, а вас, господа и дама, — учтивый кивок в мою сторону, — я попрошу остаться…
Пока обладатели лишних глаз и ушей покидали комнату, я подошла к дракону, который удобно устроился на широком подоконнике и наблюдал за происходящим из-под полуопущенных век. На губах его блуждала улыбка, и вообще выглядел он до неприличия довольным собой.
А мне вдруг подумалось, что домоправительница была настолько на взводе, что у нее можно было вырвать признание безо всякой магии. Достаточно было намекнуть, что нам известно об истинном положении дел… С другой стороны, Исмир, кажется, упивался не столько магией, сколько наблюдением за растерянными и ошеломленными людьми. Пожалуй, он не актер, скорее, режиссер.
— Господин Исмир, можно у вас кое о чем спросить? — произнесла я негромко.
— Разумеется, — согласился он, спрыгивая с подоконника. — Для вас любой каприз!
Он склонился ко мне так близко, так интимно! Я поморщилась — меня начали всерьез раздражать его навязчивые попытки изобразить близость между нами. При том, что Исмир вовсе не пытался всерьез меня покорить!
— Мирра? — мягким шепотом напомнил он о затянувшейся паузе, и я спохватилась.
— Скажите, это была иллюзия? Или вы действительно воссоздали то, что там происходило?
— Какая разница? — пожав плечами, беспечно ответил он. — Позвольте мне не раскрывать эту маленькую тайну. Могу лишь заверить, что все происходило именно так, как вы увидели.
Должно быть, со стороны мы смотрелись как влюбленные, решившие украдкой посекретничать. Я поймала обеспокоенный взгляд инспектора, о чем-то расспрашивающего доктора, и поспешила закончить разговор.
— Благодарю за
— Всегда рад помочь, — легко улыбнулся дракон и присоединился к беседе доктора и инспектора. Мне же остался единственный собеседник — господин Колльв, удрученный свалившимися на него бедами и подозрениями. Его темные глаза смотрели в одну точку, а на лице не было ни кровинки.
— Господин Колльв, — усевшись напротив, неловко начала я. — Не переживайте так, все будет хорошо. Госпожа Бергрид уже пришла в себя, а значит, со временем все наладится…
— Они называют меня «Вонючка Колльв», — не слушая, сказал он глухо. — Говорят, что обычный уголь не такой вонючий, как я. А я так хотел, чтобы она меня не стыдилась! Понимаете?!
В глазах его стояли слезы, и теперь он ничуть их не скрывал. Это страшно, когда плачут мужчины — от обиды, от горечи, от невозможности что-то изменить. Надо думать, тяжело ему жить — как растению, с корнем вырванному из привычной почвы.
— Понимаю, — согласилась я. — Вам пришлось нелегко.
— Нелегко! — фыркнул он и добавил ожесточенно: — Они все меня презирают! Только Эрна немного сочувствует, и еще Хельга.
Пахло от него по-прежнему так, что я поморщилась. Густой запах благовоний и пота буквально шибал в нос, и я не выдержала.
— Я понимаю, что сейчас вам не до того, — понизив голос, произнесла я, грубейшим образом нарушая правила приличий. — Однако вам стоит выбрать одеколон с более свежим ароматом. Или хотя бы наносить его не так обильно.
Он только усмехнулся — невесело, словно через силу приподнимая уголки губ.
— Бергрид болеет, — непонятно объяснил он, коротко взглянув на меня. — А, вы ведь не знаете! Я не различаю запахи. Вообще. Это у меня с детства. Бергрид всегда сама следила, чтобы я вымылся или надел свежую рубашку — я же не слышу, что от меня… пахнет!
Я ошарашенно покачала головой, вообразив мир, лишенный привычного многообразия ароматов. Блеклый, разом лишившийся большей части красок, унылый и непонятный. Пусть не у всех настолько тонкое обоняние, как у меня, однако все люди активно им пользуются, даже не задумываясь. Как определить, что нужно срочно принять ванну или, скажем, что пища испортилась, не пробуя ее на вкус?
Бедный, бедный господин Колльв!
Тут меня озарила догадка, настолько простая, что хотелось стукнуть саму себя за скудоумие.
— Скажите, а раньше вы варили такое какао? — спросила я и затаила дыхание в ожидании ответа.
— Нет, — растерянно признался он. — Это же был День рожденья Бергрид, я хотел сделать ей сюрприз. Она очень любит какао и горячий шоколад…
Лицо его смягчилось, а я поняла, что образ суровой госпожи Бергрид совсем не вязался в моем представлении с любовью к сладостям. Впрочем, чужая душа — потемки.