Аромат апельсинов
Шрифт:
Я показала ему язык.
— Какой ты нудный.
Джонни, как бы защищаясь, поднял руки.
— Ой, ты меня убила.
Он наклонился и переставил рамы по-другому. Я наблюдала за его действиями. С момента нашего разговора на кухне прошло несколько дней, но меня до сих пор мучали сомнения.
— Джонни.
Он не обернулся.
— Да, детка?
— Что заставило тебя стать художником?
Его руки мгновенно замерли. Он присел на корточки. Пару секунд сидел неподвижно, потом бросил на меня настороженный взгляд.
— Что
— Ну… ты начинал с фильмов, потом, насколько мне известно, сделал перерыв, а впоследствии обратился к искусству…
— Я всегда занимался искусством, — перебил он меня тихим голосом. — Только я никому не показывал. И не пытался создать впечатление, что я художник. Есть разница, решить, что ты художник, или просто признать, что ты им являешься.
— Я знаю, — я слегка прикусила нижнюю губу. — И… когда ты им стал?
Джонни поднялся на ноги, отряхнул ладони.
— Мне надо выпить. Будешь?
Не дожидаясь ответа, он отправился в кабинет, о котором у меня остались не самые радужные впечатления. Входить в него, не думая о неловком поцелуе, когда Джонни меня оттолкнул, не получалось.
Джонни выдвинул ящик письменного стола и извлёк из него бутылку Гленливета (прим. пер.: Гленливет — первая торговая марка шотландского виски). Налил в два стакана и протянул один мне. Я пригубила, скорчила гримасу и закашлялась.
— О, Боже! — произнесла я.
— Нет, — ответил Джонни. — Только виски.
Одним глотком он опустошил стакан, но прежде чем отставить его, подержал виски на языке. Затем посмотрел на бутылку, будто решая, налить ещё один или нет, но не налил. И посмотрел на меня.
— Что, на самом деле, ты хочешь узнать?
— Я хочу знать, что с тобой произошло. Или если хочешь, что заставило тебя принять решение стать художником. Почему ты начал выставлять свои работы, а не держать их в альбоме с эскизами.
Мужчина наклонил голову.
— Ты знаешь о моём альбоме с эскизами?
Этот вопрос наталкивал на вывод, что альбом не являлся продуктом моей фантазии. Следовательно, не такая я уж и сумасшедшая.
— Ну, да, разве у художников их нет?
Джонни налил себе ещё.
— Я хочу услышать от тебя лишь это, только и всего. Я не хочу, чтобы между нами были тайны. Я не хочу знать подробности твоей жизни, о которых ты мне не рассказывал. Я не хочу, чтобы ты умалчивал о кое-каких историях, думая, что я их уже знаю. Но даже если это и так, я хочу их услышать от тебя. Не более того.
От такой длинной тирады у меня перехватило дыхание, поэтому я умолкла и сделала глоток виски.
— О чём ты хочешь знать? О вечеринках? Наркотиках, фильмах, сексе? — Джонни вертел в руках стакан с янтарного цвета жидкостью. — Всё это было очень давно, Эмм. Книги и документы впечатлили бы тебя больше.
— Речь идёт не только об этом, — я провела пальцем по пуговицам
— Что происходило после 78-го года? Насколько мне известно, наступил 79-й.
Я закатила глаза и ткнула пальцем в его грудь.
— Не умничай. Я имею в виду, после того, как Эд Д'Онофрио покончил жизнь самоубийством в твоём доме.
Джонни издал глубокий вздох и задрожал.
— Что, на самом деле, ты хочешь знать, Эмм?
— Ну… раз ты не хочешь мне ничего рассказывать, тогда не надо. Но я знаю про самоубийство. По крайней мере, про то, что написано в фанатских блогах и документах. Но это умозрительные рассуждения, не так ли? — я отставила свой стакан в сторону и положила руки на бёдра Джонни. И посмотрела в его лицо, такое родное, такое красивое, такое любимое. — Они говорят, что ты сошёл с ума.
Джонни грубо рассмеялся.
— Да, можно и так сказать.
— Правда? — прежде чем он смог что-то ответить, я прижала палец к его губам. — Запомни, я хочу, чтобы ты знал, что, если это и так, мне абсолютно всё равно.
Он поцеловал мой палец, нежно куснул его, потом взял меня за запястье и положил мою руку себе на грудь.
— Тебе всё равно, что я сошёл с ума, и меня заперли в психушку?
Я покачала головой.
— Нет.
Джонни вздохнул.
— Проклятье, Эмм. Знаешь, как давно это было? Ты ведь не спрашиваешь меня о женщинах, с которыми я спал. Боже, лучше спроси, правда ли, что я на одном из концертов Элтона Джона опрокинул с ним по рюмочке за кулисами. В отношении таких историй можешь строить предположения.
— Это правда?
Ещё один поцелуй. Я почувствовала на губах вкус виски и ласковое горячее дыхание на моём лице, когда он снова заговорил.
— Возможно.
Я вздохнула.
— Джонни.
Недолгий смех перерос в тяжёлое молчание. Затем он прошептал:
— Если я скажу «да», ты захочешь узнать остальное?
Я кивнула.
— Если ты захочешь мне рассказать, я, возможно, смогу тебя понять. Это не моё дело. Я имею в виду, прежде чем познакомиться со мной, ты прожил целую жизнь…
— Ты тоже, — сказал он. — Целую жизнь. Мы оба её прожили. Только моя была длиннее.
— Но ты обо мне знаешь только то, что я рассказывала, — эти слова прозвучали громче и резче, чем я планировала. Мы оба вздрогнули. Я прижала руку к груди и чувствовала, как бьётся сердце. — Прости.
— Не за что прощать. Это ты прости, что я тебя разбередил. Если ты обо мне что-то хочешь знать, то просто спроси. Я тебе расскажу, хорошо? Если тебе это действительно надо знать.
Я заколебалась. «Действительно ли я этого хотела?» В моём мозгу крутились мысли, слухи и обрывки его истории. Они перемешивались с моими фантазиями, созданными, когда я блуждала в потёмках.