Аромат гиацинтов
Шрифт:
— Именно это ты и сказала Марчелло? — осторожно спросила Берта, наблюдая за расстроенной приятельницей.
Но Джуди не хотела, чтобы подруга ее жалела или поняла, как она сейчас себя чувствует.
— Я бы предпочла не говорить об этом, извини, Берта, — холодно сказала она. — Если у Марчелло есть желание рассказать тебе о нашем разговоре, это его право.
— Да он молчит как рыба.
— И я ничего не скажу.
В глубине души Джуди очень хотелось знать, что думает испанец, как он воспринял ее решение и что же на самом деле значит его поведение?
Берта пожала плечами.
— О'кей. Знаешь, вы оба — очень упрямые и раздражительные люди. — Она мило улыбнулась и нежно посмотрела на подругу. — Можно замаскировать твое лицо? Я имею в виду синяки. Позволь мне попробовать. Ты удивишься, увидев, какие чудеса может творить косметика. Людям придется подходить очень близко, чтобы заметить что-то. И то, если у них стопроцентное зрение.
Джуди испытала огромный соблазн, но отрицательно покачала головой:
— Я буду выглядеть как проститутка.
— Не глупи! Я сделаю это очень… О! Как это слово? Ос… Осторожно. Да, именно осторожно. Прошу тебя! Я хорошо разбираюсь в косметике. Я — член клуба любителей театра. Перед спектаклем всем помогаю с макияжем, даже если сама не играю.
— Ты играешь? — заинтересованно спросила Джуди. Она давно хотела вступить в такой же клуб. Но сначала дети были маленькими, а потом умер Джон. Пришлось работать, и совсем не оставалось времени на хобби.
Берта усмехнулась.
— Играю, когда мне дают роль. И муж иногда с интересом принимает участие. Но редко. Он очень занят: на репетиции, заучивание ролей не хватает времени. А жаль. У него действительно есть талант, намного больший, чем у меня. Мне нравится и закулисная работа. Люблю делать прически, гримировать. Может, ты все-таки позволишь загримировать тебя завтра утром? Тогда сможешь спуститься с нами на пляж. Наверно, тяжело сидеть целыми днями в номере?
Джуди подумала и решилась:
— О'кей. Спасибо, Берта. В конце концов, сколько можно сидеть взаперти? Я хотела бы спуститься на пляж, поплавать в море, насладиться последними днями отпуска.
Следующим утром немка пришла к приятельнице с целым чемоданом косметики и решительным блеском в глазах. Для начала она наложила на лицо Джуди слой основы, потом замазала тонкой кисточкой синяки и в конце концов все это закрыла пудрой, положив на скулы немного румян.
Закончив, она отступила назад, любуясь своей работой. Сказала:
— Все. Ты — как новенькая. Иди, смотри.
Джуди увидела себя в зеркале и обрадовалась: косметика была положена просто потрясающе. Правда, губы так и остались немного припухшими, но под помадой не были видны трещинки, а синяки практически исчезли.
— Невероятно! — выдохнула Джуди. — Берта, ты — гений. Я и сама с трудом различаю синяки. Если бы не знала, что они здесь есть, то никогда и не заметила бы.
Берта скромно взглянула на подругу и что-то сказала на своем языке.
— Извини… Я совсем не знаю немецкого.
— Я сказала «спасибо»…
— Вот это я как раз поняла. А дальше?
— «Я рада».
— Теперь мне хочется выучить не только испанский, но и немецкий, — весело сказала Джуди.
— Да, думаю, это необходимо. Я немного поучу тебя. — Берта одобряюще взглянула на нее. — Немецкий — очень формальный язык. Грамматика усложнена, но я уверена, что очень скоро ты сможешь перекинуться с людьми хотя бы несколькими фразами.
Когда подруги спустились на пляж. Вольфганг и дети купались в море. Никто не обратил на Джуди внимания, не окинул любопытным взглядом. Все были слишком заняты солнечными ваннами, играми, своими собеседниками.
Джуди успокоилась, опустилась на матрас и стала читать книгу. Берта легла рядом и закрыла глаза.
Ни та, ни другая не услышали шагов и не заметили стройных загорелых ног, появившихся в поле зрения дам. Джуди лениво посмотрела на них, потом ее взгляд медленно поднялся вверх по этим ногам, по узким бедрам к обтягивающим черным плавкам, плоскому животу, мускулистой, — загорелой груди и такому знакомому лицу. Сердце ее затрепетало.
— О… привет. — Неужели это ее голос? И почему он так дрожит? Джуди разозлилась на себя за свое волнение.
Марчелло бросил на нее унылый взгляд и нахмурился. Если раньше она лишь догадывалась о том, как он отнесся к их размолвке, то теперь ясно поняла: испанец до сих пор в ярости. Она не знала, причинила ли боль его чувствам или всего лишь ранила самолюбие. Однако, что бы это ни было, совершенно очевидно: Марчелло не нравилось получать «нет» в ответ, не нравилось уходить побежденным.
Жена задела его самолюбие несколько лет назад, променяв на другого мужчину, и он тяжело пережил это. Может быть, поступок Ренаты сделал его таким чувствительным к другим отказам? Ей следовало подумать об этом. О том, как, больше не причиняя ему боли, все-таки дать понять, что их коротким отношениям пришел конец.
— Значит, ты вышла из заточения? — спросил испанец. — А я уж начал думать, что будешь отсиживаться в своих апартаментах, пока не придет время лететь домой.
Джуди судорожно искала какую-нибудь достойную ответную фразу и не находила. Мешала сумятица, поднявшаяся в мыслях и чувствах. Марчелло взглянул на лицо англичанки и округлил глаза.
— Господи… Твоя кожа зажила… Как за такое короткое время могли исчезнуть синяки?
— Берта сотворила это чудо, — Джуди кивнула в сторону подруги.
Марчелло прищурился, внимательно осмотрел глаза, щеки, шею пострадавшей. Черные брови недоуменно поднялись.
— Каким волшебным средством?
— Это — макияж, дорогой, — проинформировала его Берта, сев на лежаке и обхватив руками колени. — Все это сделано при помощи косметики, мой любимый бывший зять. Вот этими пальчиками. — Она кокетливо приподняла холеные руки.