Аромат изгнания
Шрифт:
– Как продвигается твой контракт с «Ситаксо»? – спросил Фабрис Матиаса.
Талин почувствовала, как тот слегка напрягся.
– Все отлично, скоро подпишем. Я опять лечу в Нью-Йорк через два дня.
Она не знала, что он уезжает так скоро, но вздохнула с облегчением.
– Я слышал, это оказалось сложнее, чем ожидалось, – добавил хозяин. – Я работал с ними несколько лет назад, у них скверная репутация. Советую тебе быть с ними осторожней.
– Обо мне не беспокойся, – ответил Матиас, подливая хозяину шампанского.
Талин отметила, что у Матиаса нервно дернулись уголки губ; он деланно улыбнулся и сменил
Что я здесь делаю?
Она обошла квартиру. Белые стены, современные картины, холодные тона, строгий дизайн – все напоминало ей квартиру Матиаса. Мою квартиру, поправилась она. Она там никогда не чувствовала себя дома. До нее донеслись голоса. Она направилась в уголок террасы и замерла, узнав голос Матиаса.
– Чего ты добиваешься, метишь на мое место? – говорил он.
– Я получу его, когда захочу, ты это отлично знаешь. Что ты натворил, черт побери?
Талин спряталась за портьеру. Фабрис был очень зол.
– Я не стану больше тебя прикрывать, слышишь?
– Ты мне и не нужен, что ты о себе возомнил? – отозвался Матиас.
– Ты влип по-черному. На этот раз ты рискуешь вылететь, и я больше ничем не могу тебе помочь.
Талин услышала шаги: Кассандра шла к своему мужу. Тот сладко улыбнулся ей. Атмосфера тут же изменилась. Они засмеялись и пошли к гостям, столпившимся на другом конце террасы. Талин задыхалась. Что имел в виду Фабрис, сказав, что Матиас «влип по-черному»? Она заледенела.
– Шампанского? – предложил мужской голос.
Талин обернулась. Темный костюм, белая рубашка, запонки, стресс, кофе, тестостерон. Еще один банкир.
– Нет, спасибо, – сухо ответила она.
– Юго Лесье, – представился мужчина, очень уверенно протягивая ей руку.
У нее не было никакого желания к нему прикасаться, но руку она протянула. От его мягкой белой кожи ее передернуло.
– Прекрасный вечер, правда? – не унимался он.
Она не ответила, забившись поглубже внутрь себя.
– Я люблю эти парижские вечеринки. В них есть особый шарм. Дайте угадаю, – продолжал он, окинув ее взглядом, – вы не в финансах?
Талин огляделась в надежде, что кто-нибудь его отвлечет, но они были одни в этом отдаленном уголке квартиры.
– Вовсе нет.
– В чем же вы? – спросил он, обольстительно улыбаясь.
– Она в моей жизни, – ответил за нее Матиас, встав между ними и обнимая ее за талию.
Мужчина побледнел, извинился, и только его и видели. Матиас крепко держал Талин за талию. Он сдавил ее сильнее.
– Ты делаешь мне больно, – сказала она, пытаясь высвободиться.
– Я просил тебя произвести хорошее впечатление сегодня вечером, – упрекнул ее Матиас.
– Но я это и делаю!
– Позволяя себя клеить этому придурку?
Талин резко оттолкнула его.
– Он сам ко мне подошел.
– Непохоже, чтобы тебе это было неприятно, – повысил тон Матиас. – Ты стояла и кокетничала с ним.
– Неправда! Я не кокетничала.
– Еще как. Ты вынуждаешь меня постоянно за тобой присматривать, я не могу тебе доверять.
Талин внимательно смотрела на него. Ситуация была гротескной. Снова это чувство, будто живешь не в своей жизни… Однако, чтобы из нее выбраться, не хватало
– А ты что мне скажешь насчет «Ситаксо»? – спросила она.
Матиас побледнел. Она поняла, что выиграла очко. Он грубо схватил ее за руку.
– Прекрати, мне больно! – закричала она, безуспешно пытаясь вырваться.
Матиас огляделся, они были одни в коридоре, который вел в гостиную.
– Не вздумай больше так говорить со мной, иначе…
– Иначе что? – воскликнула она.
К ним шла Кассандра.
– Я вас везде ищу, – сказала она. – Десерт подан, идемте!
Она потащила их в гостиную. Голоса и смех немного сняли напряжение. Матиас снова стал неотразимым и обаятельным, каким умел быть в обществе. Талин знала, что стычка продолжится позже, в приглушенной тишине их квартиры.
Их много, и они окружили ее. Мужчины, женщины, дети… потерянные, голодные, с остановившимися взглядами. Они приближаются, тянут к ней руки. Нельзя здесь оставаться. Она озирается, но убежать не может. Ее тело тяжелое, обремененное ношей, которую несут они. Она хочет закричать, но не слышно ни звука.
Беззвучный крик.
Их глаза… Она не может выдержать их взглядов… Запавшие в глазницы, вернувшиеся из объятой огнем страны…
Талин проснулась от стука собственного сердца. От этой кавалькады даже перехватило дыхание. Она поспешно зажгла свет и огляделась. У кровати никого не было. Матиас зашевелился.
– Погаси этот чертов свет сейчас же, Талин, – проворчал он.
Она повиновалась, и сбежала в гостиную. Открыла тетрадь Луизы и погрузилась в чтение.
8
В следующее воскресенье, последний день моей болезни, все вышли в сад. Жиль с Пьером забрались на дерево, и Жиль долез почти до верхушки. Он поднял обе руки к небу в знак победы. Когда я увидела, как он спускается с такой высоты, меня охватил жуткий страх. Мария тоже закрыла глаза руками, и Пьер обнял ее, чтобы успокоить. Он часто обижал меня, но Марию всегда защищал. Его лицо, обычно жесткое, менялось и смягчалось на глазах, когда он был с ней рядом, словно он хотел подарить ей все лучшее, что было в нем. Жиль слез с дерева и улыбнулся мне, эту улыбку я храню в памяти и сегодня, после стольких лет. Особенно меня завораживали его незабываемые глаза, в них читалась несказанная сила, они пленяли. Это и поразило меня, когда я увидела его впервые – невероятная непокорность, решимость, которая жила в нем в любых обстоятельствах. У него уже были повадки мужчины, хоть он еще не вышел из детского возраста. Можно было предугадать, что он рожден для великих свершений, несмотря на все несчастья, которых было так много в его жизни. Я рассказала Жилю, что заболела вскоре после смерти бабушки.