Аромат крови

Чиж Антон

– Что помешало сделке?

Жуков задумался: нет, этот все равно вывернет наизнанку. Надо быстрее отделаться.

– Так ведь твердых уговоров не было, – сказал он. – Агапов жаловался, что дело оставить некому, сына нет, случись чего – пропадет. Жалко. Ну, я и предложил: чего переживать – продай. Иван Платонович сначала и слушать не хотел, а потом вдруг начал условия обговаривать. Цену то есть поднимал. Так мы год в разговорах приятных и провели. Все впустую. Чтобы по рукам ударить или документы составить – не сдвинулись ни на шаг.

– Но полтора года назад что-то случилось.

– Можно сказать

и так… – Василий Тимофеевич осторожно кашлянул. – Как раз весна ранняя была. Встретились мы с ним в ресторане «Палкин». Я так решил: или договоримся нынче, или забыть об этом. Выпили, закусили. И вдруг Иван говорит мне: «Прости, Вася, что голову тебе морочил, не будет у нас сделки. Теперь другой интерес имею. Хочу кое-что еще сделать». Я ему напомнил: наследников нет, денег и так правнукам хватит, зачем мучиться, пора отдохнуть. А он и говорит: «Есть у меня теперь наследник, есть кому дело передать. И такие надежные руки, как себе доверяю. Не потеряет, а только приумножит. Может, еще и тебя когда-нибудь купит. Так что извини, останемся друзьями, хоть и конкурентами». Я уж подумал, что жена его беременна и он знает точно, что сын будет. Что поделать? Не вышло в тот раз.

– Про кого же Агапов говорил? Что за наследник?

Жуков усмехнулся.

– Разве не ясно? Нет никакого наследника. Платоныч цену набивал. Думал, больше предложу. А оно вон как вышло: Иван через полгода помер, а наследника так и нет. Надо было ему тогда соглашаться, тогда бы хорошую цену дал.

– А теперь? – спросил Родион.

Василий Тимофеевич сделал вид, что не понял.

– Теперь похуже цену даете? – спросили его.

Мыловар издал утробный звук, будто пузырь лопнул.

– Не утруждайтесь, попробую угадать, – успокоил Родион. – Некоторое время назад, точно не скажу, но не более трех месяцев, вам было сделано предложение о покупке мыловарни Агапова. Но раз продавец сам пришел в руки, вы дали цену в два раза меньшую. Тем не менее согласие было дано. Пока договорились устно. Сделка может быть оформлена в этом году.

– Никаких законов не нарушал, господин Ванзаров.

– Вас никто не обвиняет. Только покупка эта с червоточинкой, – вспомнил Родион словечко от Данонкина. – Как бы дорого не обошлась…

Жуков не поверил: не может его знаменитый деловой нюх обмануть. Да чтоб таким шансом не воспользоваться! Потом всю жизнь будет локти кусать. Нет, чушь городит юнец. И Василий Тимофеевич не стал выяснять подробности. Понадеялся на авось.

– Если агаповское дело купите, станете номер один в России? – спросил Родион на прощанье.

– Да уж всяко крупнее Брокара.

– В чем и желаю вам удачи.

Юный чиновник оставил в душе мыловара грязное пятнышко: будто упустил Василий Тимофеевич важную деталь, и теперь ох как дорого обойдется ему самомнение. Такое вот посетило Жукова предчувствие.

На звонок вышла сама Эльвира Ивановна, улыбнулась, будто виновата:

– Выполняю ваше указание, господин Ванзаров, сижу в домашней крепости. Пришли меня из заточения выпустить?

Настоящий рыцарь, конечно, тут же упал бы на колено, или подхватил бы даму на руки, или выкинул бы еще что-нибудь чудесное, но чиновник сыскной полиции хмуро сообщил, что ему требуется переговорить с госпожой

Агаповой. Немедленно и без всяких отговорок. Буквально срочно. Сраженная таким напором барышня провела гостя в прихожую, не хуже горничной кинула пальтишко на олений рог, а на другой зацепила шляпу и повела за собой. Около комнаты Эля приложила палец к губкам и тихонько приоткрыла створку. Родион приник. Увиденным зрелищем оставалось поразиться.

Лицо Клавдии Васильевны было засунуто в огромную воронку, словно в глухой собачий намордник. Из небольших отверстий струился горячий пар, нагреваемый маленькой горелкой. Как видно, между стенками было пространство, в которое накачивали кипящую воду. В узком крае воронки закреплен был паровой пульверизатор, нагреваемый от свечи. Тонкие струйки какого-то ароматного вещества, вроде туалетного уксуса, прыскали из стеклянной трубочки, попадая внутрь конуса. Волосы госпожи Агаповой были затянуты в узел, дышала она тяжело, плотно зажмурившись.

Такого издевательства над человеком даже в полиции не позволят. Там все проще: дадут по бокам или по затылку огреют, ну, бросят на денек в ледяную камеру, ну, зуб вышибут или нос разобьют, да и только. А чтоб вот так, живьем человека варить, – еще не придумали. Не доходит до такого предела служебное зверство.

– Что за пыточный агрегат? – тихо спросил Родион.

– Дермотермостат Саальфельда, – пояснила Эля, кажется, пряча улыбку. – Паровой душ для умывания лица вместо мыла. Матушка ведь не может просто так нашим умыться. Ей подавай нечто исключительное.

– Могу я задать ей несколько вопросов?

– Оставьте ее в покое. Прервете сеанс – криков не оберешься. Красота не знает жалости, человека своим рабом делает, как видите. Может быть, я чем-то помогу?

И для Эльвиры Ивановны у сыскной полиции было припасено кое-что. Родион только спросил, не желает ли барышня опять пройтись.

– Некому подслушивать: матушка при деле, Лиза опять гуляет, а Митричу, кроме сковородок, ничего не интересно, – пояснили ему. И пригласили в кабинет с кровавыми обоями.

Ванзаров подождал, пока Эля уселась за отцовский стол, что делала с видимым почтением, и строго спросил:

– Почему вы мне врали?

Барышня буквально затрепетала, но ей не дали опомниться:

– Когда я спросил, какая опасность вам угрожает, что вы мне ответили?

– И опять отвечу: ничто мне не угрожает! – заявила Эля спокойно.

– Значит, единственная наследница гигантского состояния живет рядом с тремя родственниками, которым не досталось ничего, и не видит опасности? Она не видит опасности, даже когда гибнет ее служанка, простите – горничная. Даже когда гибнет ее сестра, она все равно ничего не видит. Почему же такая странная слепота?

Эльвира Ивановна была заметно удивлена таким поворотом.

– Я не лгала вам, – сказала она твердо. – И вы это знаете. Никакой угрозы от… родных нет. Они ни в чем не будут знать недостатка. Ни мать, ни сестры… Сестра.

– Кого же выгораживаете?

– Мне скрывать нечего.

– Даже вашего доброго дядюшку Орсини, любителя летающих голов и ходячих скелетов?

– Вы решили: это он? – Эля искренно засмеялась. – Рост-то его видели? Представляете, как он с ножом будет прыгать? Тут можно умереть только от смеха.