Аромат обмана
Шрифт:
— Как хорошо у вас, Вадим. Как вы догадались, что вот так — хорошо?
Он не отвечал. Долго. Они слушали треск дров, шипение мяса на сковородке.
— Легко догадаться, — наконец услышала она, — когда точно знаешь, что хуже не будет.
— Вы от чего-то убежали сюда? — догадалась она.
— А вы? — ответил он вопросом на вопрос. — Когда человек летит в такую даль, он всегда бежит от себя, хотя думает по-другому. Да, я бежал. Я устал от себя, от своей
— Пинок такой силы, что вы приземлились среди глухой тайги? — насмешливо спросила Евгения.
— Вот именно. А вы сообразительная.
— Спасибо, не жалуюсь.
— Мясо готово. По-моему, вы пришли в себя. Значит, не разобьете тарелки, если я попрошу вас достать их из шкафа?
Он произнес это так, словно они сидели в центре Москвы, в квартире со старинной резной мебелью.
Евгения встала, подошла к шкафу. Для этого она сделала всего полтора шага. Или два — один большой, другой — маленький.
— Ого, — не удержалась она.
— Вас что-то удивило? — насмешливый голос донесся из-за печки.
— Какой у вас фарфор!..
— Я рад принимать у себя человека, который отличит «веджвуд» от «вербилок».
Евгения расхохоталась, но уже не от напряжения. Ей стало весело. Он знаком с дорогим английским «веджвудом». Вот это да! То, что он видел тарелки из Вербилок — это нормально. Наверняка знает, что прежде они тоже были не вербилкины, а Гарднера.
Она осторожно взяла две и понесла к столу.
— Вы не заметили подставные? — ехидным тоном спросил он. Она порозовела. Здесь? Такие церемонии? Она и дома только при гостях ставит одну тарелку на другую.
— У вас есть и они? — пробормотала Евгения.
— Да, хотя жизнь и выкинула меня сюда пинком, но я вылетел не без родовой памяти. И у меня здесь полно времени, чтобы думать, читать, сопоставлять.
— Послушайте, Вадим, кто же вы? — она спросила и замерла возле шкафа.
— Вы на самом деле хотите знать? Хорошо, я расскажу. Позднее. Если сочту, что вы способны понять.
Он снял сковороду с печи, на разделочном столе из светлого дерева переложил мясо на большое блюдо. Потом достал баночки с приправами, которые можно найти в дорогом московском супермаркете.
— Боже мой, — воскликнула она. — Каламата!
— Вы знаете этот сорт оливок? — Он с интересом посмотрел на Евгению.
— Здесь написано, — быстро ответила она.
— Вы правы, — усмехнулся он. — Но только слово «каламата» по-английски — с другой стороны баночки. Вам не видно. Значит, вы читаете по-гречески? Но почему? Вы занимаетесь приманками, если мне все правильно рассказали.
— Да, все правильно, — торопливо подтвердила она. Хорошо, что не сказали, «отманками», с облегчением подумала она.
— По-моему, вам есть, что мне рассказать, Евгения. Например, от чего бежали вы сюда?
— Но я скоро вернусь обратно. Это моя командировка, не более того.
— Гм… — неопределенно отозвался он. — Что ж, я рад, если вы увидели здесь старинную знакомую — каламату. Прекрасный вкус. Мне нравится и темный вариант, и светлый. Из оливок и из маслин.
— Но откуда она у вас? — Евгения не сводила глаз с баночки.
— Привезли друзья с родины оливок, — сказал он.
— Из Греции, я вижу. Сделано на Крите.
— Вы там были?
— Да.
— Вы там будете еще, — тихо добавил он.
— Почему вы так решили? — она вскинула голову. Он что-то прочитал в ее глазах? Или жар, вспыхнувший во всем теле, обжег и его тоже?
— Вы сами сказали, что меня называют Белым шаманом. Здесь имена просто так не дают.
Вадим вынул приборы из ящика стола, она проследила за его движениями. Она уже не удивилась, что вилки и ножи — серебряные. Причем старинные.
— Да кто вы, черт побери! — снова спросила она.
— А вы не такая кошечка, как кажетесь. Вы похожи на рысь, — сказал он. — Их повадки я хорошо знаю. — Он рассмеялся. — Они мне нравятся.
— Поэтому вы ловите их стадами? — внезапно вырвалось у Евгении.
— Да, — просто ответил он. — Я за равновесие в природе. Когда нарушается популяция животных или человека — в любую сторону, — случаются катастрофы. А мы ведь не хотим катастроф? Прошу вас, — он указал на скамейку, на которой она сидела. — Вернитесь…
— Чтобы не нарушилось равновесие? — насмешливо спросила она.
— Да, — честно ответил он. — Приступим к ужину и беседе, весьма увлекательной — так я предчувствую. А также спорам, верно?
Евгения села напротив Вадима. Он положил ей на тарелку кусок лосятины.
— Приступим. Я не предлагаю ничего алкогольного.
— Вы не пьете?
— Пью. Чай из душистых трав. После еды через полчаса. Угощу. Но от вас все равно будет пахнуть, — он потянул носом воздух, — как от хорошеньких женщин, сливочным мороженым.
— А вы какое имеете в виду? Которое продавали в ГУМе? — рассмеялась Евгения. — Мне про него еще бабушка рассказывала. Неужели вы его сами покупали? — Серые глаза стали совершенно круглыми.