Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник)
Шрифт:
– Дочери учителя, – уточнил Вилсон.
– Теперь поговорим о голубом бриллианте. Пытались ли вы завладеть им, когда он принадлежал барону д’Отреку? Нет. Но вот барон поселяется в особняке своего брата – и через полгода появляется Антуанетта Бреа, совершается первая попытка. Бриллиант ускользает от вас, и тогда с большой помпой организуется продажа в особняке Друо. Будет ли она свободной, эта продажа? Уверен ли самый богатый коллекционер в том, что получит драгоценность? Отнюдь. В тот момент, когда банкир Хершманн готов ею завладеть, некая дама передает ему письмо с угрозами, и графиня де Крозон, подготовленная и находящаяся под влиянием той же самой дамы, покупает бриллиант. Исчезнет ли он в тот же момент? Нет, для этого у вас нет возможности. Вы делаете паузу. Графиня поселяется в своем замке. Вы именно этого и ждали. Перстень исчезает.
– Чтобы снова появиться в мыльном порошке консула Блейхена. Невероятное чудо! – замечает Люпен.
– Прошу заметить, – возмутился Херлок, – мне такого вздора рассказывать не надо. Пусть на это ведутся дураки, пусть, но не такой старый лис, как я!
– И это значит…
– Это значит, что…
Шолмс сделал паузу, как будто бы желая произвести особый эффект, и наконец сообщил:
– Голубой бриллиант, найденный в мыльном порошке, фальшивый. Настоящий бриллиант вы оставили у себя.
Арсен Люпен какое-то время молчал, затем, пристально глядя на англичанина, без всякой напыщенности сказал:
– Вы опасный человек, мсье.
– Да-да, опасный, не правда ли? – поддержал его Вилсон, выпучив глаза от восхищения.
– Да, – согласился Люпен, – все проясняется, все становится на свои места. Ни один из следователей, ни один из профессиональных журналистов, следящих за этими делами, не продвинулся так далеко в поисках разгадки. У вас потрясающая интуиция и логика.
– Да чего уж там, – скромно сказал англичанин, польщенный комплиментом такого знатока, – достаточно было просто подумать.
– Надо уметь думать, а на это мало кто способен! Но теперь, когда область поисков сузилась и дорога расчищена…
– Стало быть, теперь мне остается только понять, почему все три события разворачивались в доме двадцать пять по улице Клапейрон, в доме сто тридцать четыре на авеню Анри-Мартен и в стенах замка де Крозон? Все дело в этом. Остальное – всего лишь вздор и детские шарады. Вы согласны, не правда ли?
– Согласен.
– В таком случае, мсье Люпен, стоит ли повторять, что в течение десяти дней моя миссия будет завершена?
– Да, в течение десяти дней вам станет известна правда.
– И вы будете арестованы.
– Нет.
– Нет?
– Для того чтобы я был арестован, необходимо стечение таких невероятных обстоятельства, такая череда неприятных и ошеломляющих случайностей, что я даже не допускаю подобной возможности.
– На что не способны обстоятельства и противоречивые случайности, на то способны воля и упорство человека, господин Люпен.
– Если только воля и упорство другого человека не поставят перед этим намерением непреодолимое препятствие, господин Шолмс.
– Не существует непреодолимых препятствий, господин Люпен.
Они обменялись проницательными взглядами – не провоцирующими, но спокойными и смелыми. Это было подобно соприкосновению двух вложенных в ножны шпаг и выглядело честно и открыто.
– В добрый час, – воскликнул Люпен, – вот это я понимаю! Настоящий противник – птица редкая. Вот он – Херлок Шолмс! Позабавимся!
– Не боитесь? – спросил Вилсон.
– Немного боюсь, господин Вилсон, – сказал Люпен, вставая, – и доказательством будет то, что я ускорю свою подготовку к отступлению… иначе рискую быть загнанным в угол. Так мы договорились, господин Шолмс: десять дней?
– Десять дней. Сегодня у нас воскресенье. Во вторник в восемь все будет закончено.
– И я окажусь в тюрьме?
– Без сомнения.
– Черт возьми, а я-то наслаждался мирной жизнью! Никаких хлопот, дела идут своим чередом, к черту полицию, бодрящее ощущение всеобщей симпатии… И надо же было всему перемениться! Вот она – оборотная сторона медали… после хорошей погоды – дождь… тут уж не до смеха. Прощайте!
– Поторопитесь, – воскликнул Вилсон, преисполненный участия к человеку, питавшему явное уважение к Шолмсу, – не теряйте ни минуты!
– Ни минуты, господин Вилсон. У меня только и остается время сказать, какое счастье я испытываю от нашей встречи и как завидую мэтру, у которого такой ценный соратник, как вы.
Они галантно раскланялись, как противники на дуэли, не испытывающие друг к другу ненависти, которых судьба вынуждает драться до последнего. И Люпен, схватив за руку, увлек меня прочь.
– Ну, что скажете, дорогой мой? Вот это ужин! Его детали займут достойное место в воспоминаниях, что вы напишете обо мне. – Остановившись в нескольких шагах от ресторана, он спросил: – Вы курите?
– Нет, и вы, сдается мне, тоже.
– Да, и я не курю.
Он зажег сигарету восковой спичкой и потряс ею, чтобы потушить. Затем выбросил сигарету, перебежал через дорогу и догнал двух мужчин, появившихся из темноты, будто по сигналу. Несколько минут он разговаривал с ними, потом вернулся ко мне.
– Прошу прощения, этот чертов Шолмс ставит меня в затруднительное положение. Но, клянусь вам, с Арсеном Люпеном так просто не справиться… Черт возьми, я еще ему покажу! До свиданья! Бесподобный Вилсон прав: я не могу терять ни минуты.
И он поспешно удалился.
Так закончился этот странный вечер – по крайней мере та часть этого вечера, свидетелем которой я был. Потому что в последующие часы произошло еще много других событий, восстановить детали которых мне, к счастью, позволили свидетельства других участников этого ужина.
В тот момент, когда мы раскланялись с Люпеном, Херлок Шолмс достал из кармана часы и тоже встал из-за стола.
– Без двадцати девять. В девять часов я должен снова встретиться с графом и графиней на вокзале.