Артас: Возвышение Короля-Лича
Шрифт:
– Отлично. Теперь я ничего не понимаю. Зачемтогда ты приехал в Даларан? – они подошли к ее дому, и она, остановившись, выпустила его руку и повернулась к нему.
Он не ответил, а просто пристально взглянул на нее и улыбнулся. Затем он взял ее руку и поцеловал – изысканный жест, который она принимала множество раз от многих знатных господ. Его губы задержались на мгновение дольше, чем полагалось, и он не сразу выпустил ее руку.
Ее глаза расширились в удивлении. Он хочет сказать… Он умудрился приехать в Даларан – а это было почти подвигом, ведь
– Встретимся сегодня вечером за ужином, миледи.
Ужин был абсолютно формальным. Возвращение принца Кель’таса и прибытие принца Артаса в один день заставили Кирин Тор немного встрепенуться. Большой стол был накрыт в обеденной комнате, которую использовали только в самых торжественных случаях.
Стол, за которым легко бы уместились две дюжины гостей, простирался от одного конца комнаты до другого. Сияли три люстры с яркими свечами, им вторили свечи на столе. В канделябрах на стенах горели факелы, вдоль стен парили маленькие сферы, которые в любой момент могли бы усилить освещение. Слуги редко появлялись на вид, чтобы вынести пустые блюда. Вино само разливалось из бутылки по бокалам щелчком пальцев. Флейта, арфа и лютня играли спокойную мелодию без участия людских рук или дуновения ветра, лишь с помощью волшебства.
Верховный маг Антонидас сидел во главе стола. Это был высокий человек, но он казался еще выше из-за худого телосложения. Его длинная борода, что была когда-то приятного коричневого цвета, теперь совсем покрылась сединой, а на голове сияла плешь, но глаза были мудрыми и проникновенными. Также присутствовал верховный маг Крас, при параде и начеку. Его волосы, отражая свет огоньков свеч, мерцали серебром – с красными и черными вспышками. Были и другие, и все – высших чинов. Среди них Джайна имела самое низшее звание – она была лишь ученицей верховного мага.
Джайна была из рода военных, и с детства отец внушил ей, что всегда нужно четко осознавать свои силы и слабости. “Ведь это так просто – недооценить себя или оценить слишком высоко,” – говорил ей Даэлин. – “Обманчивая скромность – это так же плохо, как и обманчивая гордость. Всегда знай, чего ты стоишь, и действуй соответственно. Иначе делать глупо – а во время битвы и смертельно опасно”.
Она знала, что ей хорошо давалась магия. Она была умна и целенаправленна, и за короткое время учебы ей давалось уже многое. Конечно, Антонидас не взял бы ее к себе в ученицы лишь от доброты душевной. Без излишней гордости, как и учил отец, она твердо сознавала, что имеет все шансы стать могущественным магом. И она хотела добиться этого самостоятельно, а не потому, что ее обществом наслаждается эльфийский принц. И, борясь с тем, чтобы ее лицо не выдало раздражения, она зачерпнула еще немного черепашьего супа.
Поскольку возле Даларана находился один из лагерей для интернированных, неудивительно, что беседа зашла об орках – хотя в городе магов считалось, что они выше таких вещей.
Кель взял длинной изящной рукой кусок хлеба и стал намазывать на него масло.
– В летаргии они или нет, – сказал он, – они все еще опасны.
– Мой отец, король Теренас, согласен с вами, принц Кель’тас, – сказал Артас, улыбаясь очаровательному эльфу. – Для этого и были возведены лагеря. К несчастью, они очень дорого нам обходятся, но горстка золота – небольшая цена за безопасность народов Азерота.
– Они не больше, чем грубые животные, – сказал Кель’тас, и его обычный тенор слегка исказился от отвращения. – Они со своими драконами принесли много бед лесам Кель’Таласа. Лишь силы Солнечного Колодца смогли препятствовать еще большим разрушениям. Вы, люди, могли бы решить эту проблему, не облагая свой народ высокими налогами, а просто казнив этих зверей.
Джайна вспомнила тот единственный раз, когда она видела орков. Они показались ей сломленными, уставшими и несчастными. И у них были дети.
– Вы когда-нибудь были в их лагерях, принц Кель’тас? – спросила она прежде, чем смогла себя остановить. – Вы видели, во что они превратились?
Кель’тас на мгновение покраснел, но сдержал приятное выражение на лице.
– Нет, леди Джайна, и даже не хочу. Зачем это? Я вижу следы их злодеяний каждый раз, когда смотрю на сожженные стволы великолепных деревьев моей родины. Я скорблю за невинно убитых в той войне. И я сомневаюсь, что вы там бывали. Вряд ли столь утонченная леди захочет, чтобы ей устраивали экскурсии в лагеря.
– Хоть его высочество и сделал мне такой милый комплимент, по-моему, утонченность не имеет никакого отношения к желанию видеть справедливость, – Джайна тщательно старалась не смотреть на Артаса. – Более того, я считаю, что утонченнаяличность не захочет видеть, как разумных существ истребляют, подобно зверям.
Она приятно улыбнулась и продолжила есть суп. Кель’тас недоуменно смотрел на нее, смущенный ее реакцией.
– Закон в этом деле – за Лордероном, и король Теренас вправе делать все, что найдет целесообразным в своем королевстве, – вмешался Антонидас.
– Даларан и все королевства Альянса платят свою часть налога на их содержание, – сказал маг, которого Джайна не знала. – Мы ведь имеем право вмешаться в дело, раз мы платим за это?
Антонидас отмахнулся тонкой рукой.
– Неважно, кто платит за лагеря. Неважно даже, есть ли в них необходимость. Меня интересует именно странная летаргия орков. Я изучил то немногое, что мы знаем об их истории, и я не верю, что они спят из-за своего заключения. И также я не думаю, что это болезнь… По крайней мере, не такая, чтобы мы могли бояться заразиться.
Антонидас никогда не любил болтать просто так, и все тут же прекратили споры, чтобы выслушать его. Джайна удивилась. Никогда раньше она не слышала, чтобы хоть кто-то из магов обсуждал ситуацию с орками. Она и не сомневалась, что Антонидас завел этот разговор не случайно. Здесь присутствовали Артас и Кель’тас, и его речи могли быстро распространиться в высших кругах Лордерона и Кель’Таласа. Антонидас мало что делал случайно.
– Если это не болезнь и не прямой результат их заключения, – приятным тоном сказал Артас, – то скажите нам, что это?