Артем (Федор Сергеев)

Могилевский Борис Львович

Правительственные войска готовятся к штурму завода так, будто бы он представляет собой первоклассную крепость.

К воротам завода подходит офицер с белым платком. Он передает штабу восставших ультиматум военного командования: полная капитуляция без всяких условий. На размышления дается 30 минут. Если осажденные не сдадутся, они будут уничтожены орудийным огнем.

Телефонная линия на Паровозостроительный завод еще действует. К аппарату вызывают Артема. Ему докладывают о положении на Гельферих-Саде. Артем просит товарищей держаться до прихода на помощь паровозников: «Мы идем к вам на выручку!»

Над Харьковом трубит тревожный гудок Паровозостроительного

завода. «Отец трубит, отец зовет», — надо всем бросать работу и идти на зов паровозного…

Два митинга происходят в одно и то же время. Первый на Паровозостроительном заводе. Артем призывает рабочих немедленно идти на помощь осажденным на Гельферих-Саде. Меньшевик-провокатор Сигаев, а за ним эсер Забелин бьются в истерике: «Вас ведут на пролитие крови, куда вы идете?» Артем называет этих ораторов предателями и предлагает кончать разговоры:

— Революционеры, за мной, а прочие могут отправляться домой… — Три тысячи рабочих, предводительствуемые боевой дружиной во главе с Артемом, строятся в колонну. Развернуты красные знамена. У дружинников в руках винтовки, револьверы, бомбы; остальные берут, что попадет под руку: железные прутья, полосы, гайки, большие гаечные ключи и другое заводское «оружие»…

На Гельферих-Саде также митинг: как быть с ответом на ультиматум военного командования? Настроение у осажденных подавленное. Нашлись слабые души, которые предложили сдаться на милость победителей. Несколько десятков человек, в большинстве студенты-меньшевики, вышли из ворот завода с белым флажком. Их тут же арестовали. Дружинники и рабочие расходятся из столовой завода по боевому расписанию. Ответа на ультиматум не будет.

С крыши дома заводской администрации революционеры обращаются к солдатам, окружившим завод, с призывом не быть братоубийцами. Но слишком много на площади офицеров, казаков, жандармов. Выпитая с благословения начальства водка также притупляет слух солдат, они не отвечают на призывы рабочих.

Из воспоминаний адъютанта харьковского генерал-губернатора видно, какие большие усилия были предприняты командованием, чтобы солдаты не перешли на сторону рабочих. Отбирались наиболее стойкие подразделения, привезенные в Харьков из других городов. Адъютант губернатора писал:

«День 12 декабря должен был послужить проверкой и испытанием для войск гарнизона, которые так опозорили свое имя три недели тому назад. Рассчитывали, что если солдаты будут действовать молодцами против гельфериховского завода — второго по своему значению в революционном отношении — и с честью выйдут из этого испытания, то, разгромив это осиное гнездо, можно будет ударить и на главных заводил, которые засели на Паровозном заводе».

Если оставить в стороне контрреволюционную фразеологию адъютанта-белоподкладочника, то из приведенного отрывка его воспоминаний ясно видно, что харьковские генералы придавали весьма серьезное значение штурму завода Гельферих-Саде. Против 500–600 дружинников действовала целая армия, солдаты которой должны были доказать свою благонадежность. Полной уверенности в этой благонадежности у командования не было.

На втором этаже длинного выходившего фасадом на площадь старого заводского здания находился склад готовой продукции: здесь стояли приготовленные к отправке земледельческие машины, которые производил завод.

Дружинники освободили себе место между окнами, в простенках. Сложили там бомбы и запас патронов к винтовкам. Здесь обосновались бомбометальщики. Из окон здания хорошо просматривалась вся Конная площадь и расположенные на ней войска. Часть боевиков расположилась во дворе и у забора, прилегающего к улице, некоторые забрались в снежные сугробы.

Кто-то из рабочих поднялся на вершину водокачки и оттуда прокричал товарищам в заводском дворе:

— Вижу, вижу, позади войск, с той стороны площади, идут к нам на помощь паровозники. Видны красные знамена, впереди в кожаной куртке Артем!

Не успел рабочий с водокачки закончить радостную весть о приближении товарищей с паровозного, прозвучал рожок горниста. Время ультиматума истекло. Это было первое предупреждение осажденным. Снова заиграл горнист — второе предупреждение, и, наконец, третий сигнал горниста… Затрещали пулеметы, раздался ружейный залп. Прогромыхали два пушечных выстрела. В ответ на обстрел, будто раненое живое существо, загудел Гельферих-Саде. Заводской гудок гудел непрерывно и тревожно, оповещая город о совершающемся беспримерном насилии.

Но что это, почему на Гельферих-Саде не слышат свиста пуль? Стрельба все усиливается, но правительственные войска стреляют не по осажденным на заводе, а в обратную сторону. Огонь открыт по паровозникам, по Артему.

В «Известиях Федеративного совета харьковских комитетов РСДРП» от 13 декабря 1905 года описывается сражение правительственных войск с возглавляемой Артемом рабочей дружиной Паровозного завода.

Паровозостроители «…Двинулись по Петинской улице и, не встречая нигде препятствий, достигли Конной площади. В это время раздались два пушечных выстрела. Всем стало ясно, что отступать нельзя и надо перейти к решительным действиям. Милиционеры обнажили шашки и с криком: «Бей их, за ними, братцы!» — ринулись в бой. Раздался треск револьверных выстрелов. Казаки отошли назад на расстояние, при котором револьверные пули и бомбы не могли достать их, и затем дали по толпе целый ряд оружейных залпов. Милиционеры дрогнули, но не отступили. Передовые отряды продвинулись вперед и ответили выстрелами. Тогда началось нечто не поддающееся описанию. Казаки открыли огонь пачками. Дождь пуль буквально засыпал всю площадь, воздух огласился шумом и треском со всех сторон. Милиционеры были вынуждены отступить, оставив на поле брани много раненых и убитых. Озверевшие казаки дошли до того, что не давали подбирать раненых и грозили стрелять в санитаров. Только спустя довольно долгое время удалось подобрать с площади наших товарищей и отправить в больницу».

Артем, шедший в атаку в первом ряду дружинников, остался жив. Дружинники засели за укрытиями и продолжали вести огонь по войскам. Тем временем вся огневая сила правительственных частей обрушилась на осажденный завод Гельферих-Саде. Из трехдюймовых орудий полетели снаряды.

Со слов очевидцев можно составить картину неравного боя регулярных воинских подразделений всех родов оружия — пехоты, конницы, артиллерии — против вооруженных чем попало дружинников и рабочих на заводе Гельферих-Саде.

Брат Димы, командира дружинников-боевиков, Константин Бассалыго стоял под деревом рядом с кирпичным забором. С этой позиции бой, по его свидетельству, развертывался так:

— По всей площади раздалась трескотня пулеметных и ружейных выстрелов, звук которых сразу заглушили три орудийных раската. Два снаряда пробили стенку наружного фасада завода, осыпая наших боевиков кирпичом и штукатуркой. Третий снаряд был направлен в железные ворота завода. Ударом был разрушен верхний железный горизонтальный упор ворот, который со свистом и шумом вместе со снарядом пролетел недалеко от меня в глубь завода.