Артём
Шрифт:
А дело было в том, что, только мы разместились в поселке, Артем опять исчез. Мы были заняты с начпродом разработкой меню предстоящего ужина, а потому не сразу заметили, что его нет. Меж тем уже было темно, и канонада усиливалась. Так прошло несколько часов. Сняв с предохранителей свои автоматы, мы обошли поселок и его окрестности. Ничего и никого. Лишь в сотне метров от нас, у самого въезда на мост, светилась огнями вышка, специально сооруженная для представителей ООН, которые ежедневно фиксировали наши уходящие колонны, считали количество техники, личного состава. Мы уже видели этих ребят прежде, когда пересекали границу, даже делали с ними интервью. Одетые с иголочки, в голубых беретах и таких же шелковых, почти кокетливых шарфиках, они были для нас существами из другого мира. Так вот, как выяснилось потом, их близкое соседство и привлекло Артема в этот поселок. К ним он и отправился, не думая об опасности и не предупредив нас. Конечно, молодому парню, хорошо знающему западную жизнь, язык, хотелось после всей этой военной грязи и общения с помощью ненормативной лексики,
Представление о нашем разговоре может дать знаменитый анекдот о двух солдатах, работавших всего один день в детском саду, после чего дети говорили только матом. Когда же потребовали объяснения от солдат, то оно было таким: "Рядовой Иванов паял провода, а я держал лестницу. Когда мне на голову начало капать расплавленное олово, я сказал: "Товарищ Иванов, зачем же вы льете мне на голову расплавленное олово". И все. Никакого мата".
Так же сказал и я: "Товарищ Артем. Зачем же вы так поздно гуляете по незнакомому городу и один? А мы вас ждем и немного волнуемся..." Короче, кое-что пришлось объяснить. Он, конечно, все понял. Извинился. На том дело и кончилось.
Вообще, надо сказать, что это был далеко не первый наш разговор на подобные темы. Артема часто, что называется, заносило. Безоглядно он ввязывался в любое дело, в котором чувствовал настоящий материал. Конечно, без этого Богом данного чутья не может быть ни одного стоящего журналиста. Но на войне это может дорого стоить. Не мне его осуждать за это. Глупостей тоже понаделано достаточно. Однако штука в том, что на войне никто не думает о смерти, о своей смерти. Всегда кажется, что с тобой этого просто не может быть, а поэтому должен ты оберегать других, особенно тех, кто притягивает опасность, как одинокое дерево молнию. Мне всегда было страшно за Артема. С того самого первого его приезда в Афганистан, когда, ещё ничего не зная здесь, он сорвался по первому предложению чуть ли не первого встреченного им офицера, и оказался в самом пекле, в Рухе. Батальон, который сидел в этом горном кишлаке в окружении "духов", называли "бессмертный гарнизон". Обстрелы были по несколько раз в день. Сидели в основном в землянках и блиндажах. Связь с внешним миром только по воздуху, на вертолетах. А что такое полет на "вертушке", знает каждый, прошедший Афганистан. Это был наиболее рискованный способ передвижения. Артем всего этого тогда не знал и знать не мог. Зато, когда вернулся, - многое понял. Но отчаянного стремления в пекло не убавилось.
Это не было бесстрашием ребенка, который лезет в огонь, потому что не знает, что он сжигает. Артем на удивление быстро понял, что такое война, осознал её сущность. Главное - она не прощает легкомыслия, игривого отношения к себе. Каждая пуля возвращается, каждая загубленная жизнь требует отмщения. Это дело строгое. Мне кажется, что с Артемом это произошло в первый же его приезд в Афганистан. Он многим отличался от наших собратьев по перу, почти все из которых были значительно старше и опытнее его. Сотни их повидал я за годы работы в Афганистане. Приезжают на неделю, на две. Уже в аэропорту просят оружие, а потом, дорвавшись до него где-нибудь в горах, палят во все стороны, фотографируются, напяливают каски, бронежилеты. И, конечно, сами себе кажутся эдакими бывалыми воинами, солдатами удачи. Да и пишут потом примерно в таком же духе. Не таким был Артем. Он никогда не носил оружия, хотя часто бывал на боевых действиях, где даже мы, обремененные камерами и магнитофонами, не расставались с пистолетами. Называли мы их "лекарство антиплен", потому что думать о серьезной обороне с помощью "макарова" наивно. Но Артем не хотел даже этого. Меня поразил однажды его очень серьезный и убежденный ответ на предложение пострелять: "Я журналист. Женевская конвенция запрещает мне иметь оружие". Конечно, смешно было говорить в Афганистане тех лет о каких-то конвенциях времен Первой мировой войны, но таков был Артем, таковы были его убеждения. Да и вообще, события войны его интересовали лишь постольку, поскольку в них участвуют люди, раскрываются с неожиданных сторон характеры. О них он и писал, ради них ездил на войну.
Журналисты, работавшие в Афганистане, постоянно говорили, что тот, кто приедет туда на неделю, напишет повесть, кто на две - роман. Тот, кто находится там несколько лет, не напишет ничего. В этом был глубокий смысл: чем больше ты понимал, что там происходит, чем больше пропитывался духом этой безнадежной и бесславной войны, тем больше времени требовалось на осмысление всего этого. Может быть, годы, а может, и десятилетия. Вот и Артем. Он ведь написал об Афганистане ничтожно мало по сравнению с тем материалом, которым обладал. Наверняка ждал, когда "рука потянется к перу...". Да и я сейчас, через десять с лишним лет, пишу первые строки воспоминаний. Раньше просто не мог...
Да и сейчас трудно, хотя, кажется, что помнишь каждый час, каждый эпизод. И ловлю себя на том, что многое в памяти связано с Артемом, хотя из моих четырех военных лет с ним мы провели вместе дай бог полгода в общей сложности. Но, видно, так уж сложилось, что именно с ним многое было связано. А может, это оттого, что он действительно как-то притягивал опасность...
Был в годы афганской войны такой случай. Под 8 марта 87-го года "духи" обстреляли из минометов через границу таджикский поселок Первомайский. Были убитые, раненые. В ответ наши провели в том
Он был вообще очень стеснительным и, как говорят в России, совестливым. Стеснялся всего: и своей молодости, и румянца на щеках, и того, что отец известный журналист.
Мы много говорили с ним об этом. Несмотря на большую разницу в возрасте, судьбы наши были во многом похожи. Дело в том, что, когда, теперь уже четыре десятилетия назад, я начинал работать на Московском радио, мой отец, Борис Лещинский, тоже был очень известным радийным журналистом. И мне довольно долго пришлось доказывать свою творческую самостоятельность, когда окружающим хотелось во всем видеть помощь отца. То же и Артем. Он откровенно говорил мне о том, как трудно ему пробивать свой путь, не обращая внимания на завистливый шепоток и угодливость болванов. Чему, кстати, я неоднократно был свидетелем. Чего стоил хотя бы такой случай. Прилетаем мы в Джелалабад. И прямо у трапа замполит местной бригады вручает Артему букет цветов. В тот момент я даже испугался за Артема: такой у него был цвет лица. Что называется, пять минут до удара. Но обошлось, а замполиту, отведя того в сторонку, высказал все я. Кстати, потом именно в районе Джелалабада Артем участвовал в рейде спецназа, достойно проявил себя, за что и был награжден боевой солдатской медалью.
С Джелалабадским спецназом связана и ещё одна история. Как-то командование 40-й армии организовало для большой группы наших журналистов поездку от Джелалабада до границы с Пакистаном в районе КПП Торкхам. Это была главная дорога, соединяющая центр Афганистана с Пакистаном. Естественно, что вокруг неё все время шла борьба. Моджахеды устраивали там постоянные обстрелы, нападения на мирные и военные автоколонны. К моменту нашей поездки спецназ закончил в том районе очередную операцию по зачистке трассы и прилегающих районов. Журналисты были приглашены для того, чтобы засвидетельствовать безопасность на трассе. Все было хорошо. Мы двигались большой бронегруппой из шести БТРов. Была весна, и долина вдоль дороги вся была похожа на яркий многоцветный ковер. "Какие потрясающие краски у этих цветов", - сказал мне Артем. Пришлось разочаровать его. Этой красотой были поля цветущего опиумного мака. Опиум здесь был и средством к существованию, и валютой, предметом постоянных раздоров между разными вооруженными группами.
Вот среди этих полей и накрыл нас обстрел реактивными снарядами. Ни один РС, к счастью, не попал прямо в машины, но осколками посекло здорово. Особенно серьезное ранение в бедро получил корреспондент ТАСС Юрий Тыссовский. Конечно, поездка была скомкана, но репортаж у нас получился тогда отменный. Представляете: раненые журналисты, блокноты, залитые кровью, разбитые камеры...
Короче, рванули мы прямо с трассы на аэродром, где ждал наш самолет. Юру Тыссовского на носилках положили в проход между расположенными вдоль бортов скамьями - самолет был десантный. Как только разместились, привычно стали разбирать парашюты. Тогда без них уже летать не рисковали. Слишком много к тому времени у "духов" было "стингеров" и других средств ПВО. Я обратил внимание, что Артем с парашютом не торопится, будто раздумывая. И тут меня осенило. "Ребята, - говорю, - а как же Юра? На него же парашют не наденешь. Давайте и мы на этот раз без них. Если что, так все вместе". Так и порешили. Я поймал благодарный взгляд Артема и понял, что угадал его желание. А он ещё сказал: "И правильно. Все равно судьба..." Если бы знать тогда, какое значение будут иметь эти слова...
Да, тогда судьба ещё берегла и нас и его. Ведь через все прошли без единой царапины. Сейчас и вспомнить-то порой бывает страшно...
Но вернемся в тихий счастливый понедельник перед заветной средой. Мы все вместе, сидя на теплом солнышке, обсуждали две проблемы, которые повесил на нас Артем. Ночью он вернулся не один. Когда мы в темноте услышали шаги и вышли на крыльцо, то увидели вместе с ним две непонятные фигуры. Одна при ближайшем рассмотрении оказалась дамой. В черном берете и черном же комбинезоне, густо покрытыми серой пылью, она была похожа на механика-водителя боевой машины, только что вернувшегося с многочасового марша. Разрушали образ лишь фотокамеры в огромном количестве, болтавшиеся у неё на шее и плечах, да некоторые особенности женской фигуры. К тому же она совершенно не говорила по-русски. "Это - Кристина. Американская фотожурналистка, - представил свою спутницу Артем.
– Непонятно как, но она добралась сюда из Пакистана. Ооновские ребята попросили помочь ей со съемками вывода войск".