Артём
Шрифт:
Можете себе представить мою реакцию в тот момент. Только отлегло от сердца из-за отсутствия Артема, как новая проблема. От греха подальше наш оператор Боря Романенко быстро отвел её в пустующий соседний дом, объяснив, что здесь она может привести себя в порядок и отдыхать до утра.
Второе явление было огромной черной собакой с всклокоченной вьющейся шерстью. "А это Боцман, - продолжал представление своих спутников Артем. Он заслуженная саперная собака. Его подразделение утром уходит домой, а собак пограничники не пускают. Карантин. Ребята попросили: может быть, вы поможете? Надо подписать вот этот сертификат".
– "Господи, да я что, ветеринар, что ли? Только этого мне не хватало..."
Конечно, я очень хорошо понимал Артема, ведь саперные собаки на войне - это
Вот такие вопросы мы и решали, греясь на февральском азиатском солнышке. Надо сказать, что от домика армейского начпрода уже тянулись аппетитные ароматы, а потому настроение было благостное. До праздничного обеда оставалось немного. Однако наш благостный настрой не мог рассеять озабоченности Кристины и Боцмана. Их судьбы ещё не были решены.
Начали с Кристины. Артем взял на себя роль адвоката-переводчика. Правда, и так хотелось ей помочь, но что можно было сделать, если у неё не было даже афганской визы, не говоря уже о советской. Порешили взять её с собой и везти до самой пограничной черты, а уж потом пускай возвращается к ооновцам и едет с ними в Кабул. Артем был совершенно удовлетворен таким решением. Я знал, что он очень любил помогать людям и всегда радовался, когда это удавалось...
С Боцманом было сложнее. Шанс был только один: использовать мой авторитет и горячность Артема, чтобы уговорить пограничников. Решили отложить это дело на завтрашнее утро, чтобы не лишать Боцмана участия в предстоящем банкете. Скажу заранее, что идея удалась. Утром Артем погрузил Боцмана в "уазик" и отправился к границе, вооруженный сертификатом, где в графе "ветеринарный врач" стояла моя разборчивая подпись: Лещинский. Чудо, но этого оказалось достаточно. Артем привез Боцмана прямо в лагерь саперов, который они разбили недалеко от границы на советском берегу. В среду мы их видели там. Останавливаться было некогда, но нам показалось, что Боцман и на ходу узнал нашу машину и благодарно залаял. Конечно, это нереально, но нам с Артемом, людям сентиментальным, очень хотелось в это поверить и мы сумели убедить друг друга...
Меж тем банкет у начпрода Равиля, только начавшись, быстро набирал обороты. В молчании выпили третий тост - за павших. Тут каждому было что вспомнить...
Впервые смерть прошла совсем рядом со мной на второй месяцу работы в Афганистане. Мы возвращались в Кабул из района боевых действий. Ехали боевой колонной, сидя, как и всегда в Афганистане, на броне, то есть не внутри БТРа, а снаружи - так безопаснее в случае подрыва на мине. Дорога вела в кишлак. Потянулись по сторонам нищие глинобитные дувалы, толпы грязных раздетых ребятишек, торговцы, бесконечные лавки-дуканы. Рядом со мной сидел молоденький совсем солдатик. Всю дорогу я чуть ли не упирался в его бритый затылок. И вдруг он скатился с брони и замер на дороге в какой-то неестественной прозе, подогнув под себя правую руку. Я решил, что он не удержался и упал. БТР моментально остановился. Лишь тогда я разглядел тоненькую красную струйку у его виска. Выстрел снайпера. Бойцы спешились и, на ходу выстраиваясь в цепь, пошли в кишлак, откуда раздался выстрел. Боевые машины развернули в сторону кишлака пушки и пулеметы, открыв из них беглый огонь по домам и всему, что движется. Я поймал себя на том, что машинально снял с предохранителя автомат, готовясь стрелять по первой же цели.
Так впервые ощутил я ненависть, которую рождает война, её непреложный закон: или ты, или тебя...
Я рассказал как-то эту
Да, у него не было, да и не могло быть ненависти к афганцам. Несомненно, он был, как говорят, человеком вселенной, которого интересовало и привлекало каждое божье творение.
Из Кабула мы должны были улетать вместе с оперативной группой штаба армии. Войска уже шли к границе, Кабул был оставлен несколько дней назад, а погода все не давала возможности переместиться на полевой командный пункт, что был организован в Найбабаде, на середине пути между Кабулом и советской границей. Третий день мы с Артемом и Борисом Романенко сидел в опустевшем здании нашего кабульского корпункта. Все проводы уже прошли, вся водка выпита, а погоды все не было. И вдруг Артем завел речь о том, что, мол, завтра вот улетим из Кабула и, быть может, уже никогда здесь не будем, а ночной жизни-то города так и не знаем. Все с армией, на БТРах. Махнуть бы сейчас куда-нибудь, где развлекаются богатые афганцы. Услышав об этом, наш переводчик афганец Малек даже вскочил со стула. Ужас был в его глазах. Кабул в комендантский час был всегда опасен, а сейчас, когда в городе уже нет наших войск, - тем более. А уж в злачные места и раньше-то нельзя было показываться, а сейчас это верная гибель. Мы, однако, завелись. Артем умел подбить на авантюру, тем более что мы сами были такими же. Короче, влезли в машину Малека, его посадили за руль, снабдив внушительной пачкой афгани, и погнали в район так называемого "грязного базара", куда и днем никогда не совались. Мы предчувствовали интереснейшие впечатления. Правда, кончилось все быстро. Остановившись у большого притона, Малек пошел вперед, на разведку. Назад он уже бежал, сопровождаемый гневными ругательствами хозяина и охраны. Хорошо, хоть машина сразу завелась...
Прощальный банкет у Равиля растянулся на сутки. Все понимали, что позади остается, быть может, лучшая часть жизни. Как ни парадоксально это звучит, но так и есть. И понять не трудно. Это было время, до предела насыщенное делами, событиями, впечатлениями. Время, когда мы чувствовали свою нужность, зная, как ждут люди наших съемок и печатных строчек. И если это было важно для нас, перешагнувших уже к тому времени середину творческой жизни, то как важно было все это для Артема на пороге настоящего мастерства и всеобщей известности.
Обо всем этом мы думали да и говорили тоже ранним утром той самой знаменитой среды - 15 февраля 89-го года у пограничного шлагбаума при въезде на мост через Амударью. Вся советская и иностранная пресса ждала последнюю колонну из Афганистана на советской стороне, на специальной площадке близ границы. И лишь наша группа да ещё Миша Кожухов из "Комсомолки" и правдист Вадим Окулов были здесь. Уже вытянулись в колонну БТРы, солдаты и офицеры стирали с начищенных сапог и ботинок въедливую афганскую пыль, ладили на полевую форму боевые ордена и медали, командиров собрал вокруг себя генерал Громов. Давал последние наставления. Дело нешуточное - история творится.
Обычно осознание неповторимости момента приходит гораздо позже, подчас через годы, но мы понимали это прямо тогда, чувствовали каждую минуту. Артем был очень возбужден. Даже на обветренном лице видно было, как горят щеки. Он, не выпуская из рук портативную видеокамеру, бегал от машины к машине, с кем-то обнимался, кому-то писал московский адрес, сам записывал десятки имен и адресов...
И вот команда: "Заводи!", отмашка флажками регулировщика, открытие шлагбаума, и головная машина, в люке которой под развернутым боевым знаменем стоял командующий армией, въехала на мост.