Артуриана
Шрифт:
Сам же племянник явился прямиком ко мне, опустился на одно колено, покорно склонил голову и произнес:
— Великая родственница, благодарю, что ты приняла мою сторону. И потому прошу тебя о помощи, без нее не одолеть нам Артура! Волшебный меч был дан королю учителем Мерлином. Но Мерлина больше нет, сила же твоя велика. Можешь ли ты заколдовать меч, лишить его силы, что дают чары? Поверь, я не останусь в долгу, дам тебе все, что только пожелаешь, как только стану королем Камелота!
Я задумалась, понимая, что мой коварный племянник прав: покуда у Артура Эскалибур и чудесные ножны,
— Что ж твоя мать не заколдует ножны? — не без сарказма усмехнулась я, зная, что Моргауза, которой не давала покоя моя слава, провозгласила себя волшебницей, приписывая способности к колдовству, которых у нее не было отродясь, пыталась прорицать и ворожить, и были неразумные, что поверили ей. Но не таков был Мордред, он лишь расхохотался и махнул рукой.
— Все вы шутите, тетушка, — сквозь смех сказал он, — Это россказни! Где уж матушке колдовать, она только и умеет, что плести заговоры, будто паук паутину!
— Похоже и ты в этом преуспел? — с улыбкой спросила я, довольная его словами про Моргаузу, которую всегда недолюбливала, и Мордред лукаво кивнул. — Что ж. Да будет так, племянник! Иди к себе и ни о чем не тревожься, я сделаю, чтобы Эскалибур был бесполезен, и если найдешь ты Артура, то поразишь его в бою легко. Ведь ты молод и силен, а его меч уже не так беспощаден, как в годы юности! Ножны тоже его не спасут, король примет смерть в долине Каммлана от руки своего сына, как и было предначертано.
Мордред благодарил, покрывал поцелуями мои руки, клялся в вечной благодарности, а после вернулся к своему войску.
Поздней ночью я вышла одна из своего шатра, вскочила на коня и направила его к темному лесу. В небе светила полная луна: ночь идеально подходила для колдовства! Конь шел медленно, я не торопила его, погрузившись в раздумья. Вспоминала свою жизнь, вспоминала любовь ко мне Артура, которой я никогда не заслуживала, думала о его доброте и о коварстве Мордреда. И, тем не менее, жизнь Артура стояла между мной и моим счастьем, а потому Артуру придется умереть, как и Мордреду. Как и Гвиневере.
Соскочив с коня в чаще леса, зажгла я с помощью магии небывалый костер, куда щепотку за щепоткой бросала волшебные порошки, выливала одно за другим зелья и читала заклинания, забирающее магическую силу. Был у меня с собой и локон Артура, что подарил он мне на память, едва взошел на престол, его тоже бросила в огонь, который взметнулся до небес, и снова произнесла магические слова, мои глаза вспыхнули пламенем — никогда еще не чувствовала я столько сил, магия текла в моей крови, и я была вся, словно вулкан, способный испепелить целый мир, если потребуется. Воистину была теперь сильнее, чем Ниниана и Мерлин взятые вместе!
И столь мощное колдовство сделало свое дело — забрало волшебную силу, которой обладали ножны, теперь они больше не хранили Артура, теперь он уязвим, как и все прочие люди.
Но не была отнята сила у Эскалибура, чудесный меч продолжал разить противника, никто не мог противостоять Артуру в битве, ибо меч был так же могуч, как и раньше.
С чувством выполненного долга вернулась я обратно в долину, вошла в шатер, прилегла, но сон не шел. Завтра предстояла решительная битва, за которой наступит новая эра, уже без Артура, уже без Мордреда, — эра моего владычества.
И едва взошло солнце, как откинула я полог и вышла наружу, чтобы увидеть: войска окончательно построены для решающего сражения и ждут лишь знака от своих правителей. Прозвучал трубный глас рога, и воины бросились в битву, пешие и конные.
Артур и Мордред шли впереди, не пытаясь прятаться, и меч короля разил своих противников, как и в тех сражениях, что случались в былые годы.
Битва была жаркой, Артур и Мордред пронзали врагов одного за другим, но глазами искали лишь друг друга, и наконец, их взгляды встретились, в глазах Артура блеснул гнев, а во взгляде Мордреда — торжество и превосходство. Он был уверен, что Эскалибур лишился своей силы, и теперь ничто не поможет Артуру, король уже не молод, куда ему биться с сильным юным рыцарем!
— Вот ты где, мерзавец! — гневно воскликнул Артур и почти бегом направился к сыну, поданные расходились, уступая место своему королю, а Мордред решительно пошел ему навстречу.
— Ты предал своего короля! Ты пошел войной на меня, на родного отца, самовольно присвоив корону! Ты лишился чести и благородства, нарушил заветы рыцарей Круглого стола, куда столь опрометчиво я впустил тебя, ядовитого змея!
— И я должен быть благодарен? — мрачно ответил Мордред, — За что? За то, что позволил мне бывать во дворце, слушать мудрые речи за Круглым столом?! Но отказал мне в праве зваться твоим сыном и преемником! Ты отказал мне в праве занять трон Камелота после твоей смерти. Почему? За что ты так ненавидишь меня, отец? Что плохого сделала тебе моя мать, чьей наивностью ты воспользовался? Что плохого сделал тебе невинный младенец, которому ты подарил жизнь? Почему ты объявил наследником своего племянника, сэра Ивейна? Потому что любил его мать? Или он тоже твой сын и мой младший брат?
Артур не выдержал потока оскорблений и кинулся к Мордреду, подняв Эскалибур.
— Сейчас я заставлю тебя замолчать, мерзавец! Клянусь, ты пожалеешь о своих грязных словах! — крикнул он, приблизившись.
Мордред в свою очередь поднял меч и щит, зловеще рассмеялся, готовый встретить короля, а в следующий миг Артур обрушил на сына настоящий град ударов, и молодому рыцарю пришлось отступить, настолько мощным был натиск короля. Артур, хоть уже не был молод, сохранял богатырскую силу и мастерство, превосходя и юных рыцарей, в том числе Мордреда.
И все же сыном двигала ярость, желание восстановить справедливость, к тому же он верил, что волшебный меч более не поможет Артуру, и потому не боялся сражения с отцом. Знал он и о мрачном пророчестве, по которому являл собой рок короля, а потому заведомо был уверен в своей победе.
Я наблюдала за битвой отца и сына со стороны, издалека: в то время, как вокруг кипела сеча, меня защищал магический покров, стрелы и копья летели мимо, меч не мог причинить вреда, — и потому я стояла средь поля боя, находясь в полной безопасности, ничто мне не грозило, и я ждала лишь окончания сражения.