Асфальт
Шрифт:
А потом завертелось. Нужно же было что-то решать в этой ситуации. Ни Миша, ни Володя серьёзного опыта в делах организации похорон не имели. Точнее, никакого такого опыта не имели.
Первым делом Миша позвонил жене, та сразу же заплакала и сказала, что немедленно приедет. Миша зачем-то согласился с этим. Володя в это же время звонил своей жене и снова плакал. Следом Миша позвонил почему-то Стёпе, который Юлю не знал, но зато знал кучу самого разнообразного народа. Стёпа отнёсся к проблеме очень внимательно и серьёзно, дал несколько дельных советов, пообещал помочь чем может. Ну и пошло-поехало. Не сговариваясь, Миша и Володя о причине Юлиной смерти никому ничего не говорили. Неожиданно умерла – и всё.
Мише
Вика плакала, много говорила, что она так и знала, что всё к этому идёт. Она вообще много говорила. Когда Миша хотел зайти в ванную комнату, Володя резко сказал: «Это было там». Миша отшатнулся от двери в ванную, и больше к этой двери никто не подходил.
Так прошло полдня в какой-то суете, телефонных разговорах и в душном ощущении горя и ужаса. Юле на работу по Володиной просьбе звонил Миша. Там уже знали. Следователь успела туда позвонить. Там был шок, переполох и отчаяние. В итоге Мише удалось поговорить с каким-то внятным, по голосу весьма пожилым Юдиным коллегой, которого звали Борис Львович и который без эмоций сказал, что по поводу хорошего места на хорошем кладбище беспокоиться не стоит, это они возьмут на себя. Он сказал, что ещё целый ряд организационных вопросов они тоже решат. В том разговоре Борис Львович, помимо прочего, сказал, что Юля недавно взяла отпуск и последнюю неделю на работе не появлялась.
Около четырёх часов дня Володя выпил какое-то успокоительное и уснул на диване, совершенно измученный. Тогда Миша отправил Аню домой и сам решил отъехать куда-нибудь, потому что уже не мог находиться в Юлиной квартире. На кухню он больше не заходил. Он боялся снова увидеть пепельницу с окурками и колечко на подоконнике. Дверь в ванную ему казалась дверью, за который находится полюс космического холода и тьмы. Он старался ничего не рассматривать и в той комнате с круглым столом, в которой все топтались, пока Володя не уснул.
А Володя уснул на спине. Его опухшие губы были приоткрыты. От того Володи, с которым Миша почти двадцать лет назад познакомился, осталось мало.
Когда Миша познакомился с Володей, Володя был весёлый, очень худой парень, с очень длинными тёмно-русыми волосами. Он на том курсе, на который поступил Миша, был одним из немногих настоящих москвичей. В основном все были приезжие. Как-то само собой получилось, что они познакомились и стали вместе играть музыку. Володя был в музыкальном коллективе главным. Во-первых, именно у него в гараже была репетиционная база, гараж был большой, кирпичный, с электричеством и без автомобиля. Даже зимой там было тепло. Володя здорово всё оборудовал. Во-вторых, вся звуковая аппаратура и большинство инструментов тоже были Володины. В-третьих, Володя был очень активен, всё время что-то придумывал, очень много репетировал сам, постоянно сочинял стихи, причём в основном на малоизвестном ему английском языке. И, в-четвёртых, у Володи был сильный и действительно красивый голос.
Через все эти репетиции и ежедневные, ежевечерние и часто ночные заседания в гараже прошло много людей. В каком-то сухом остатке и итоге из всего этого получилось несколько семей, пара сломанных жизней, три приличные песни и только Володя остался с музыкой на всю оставшуюся жизнь.
Только Володя остался с длинными волосами и с гитарой в руках. Он всё-таки закончил зачем-то транспортный институт, по специальности не работал ни
Теперь у Володи была своя музыкальная студия, где он записывал всё и всех, кто хотел что-то записать и готов был за это заплатить. Работа его студии была расписана плотно и круглые сутки. У него в студии пели и играли как известные музыканты, чьи песни звучали по радио, так и мужики с толстыми шеями, которые сочиняли песни про правду жизни, а их друзья были в восторге от таких песен и убеждали этих мужиков, что пора наконец обрадовать мир. Приходили к Володе серьёзные отцы с талантливыми парнями лет четырнадцати-пятнадцати. Отцы платили за то, чтобы в Володиной студии помогли записать их сыновьям отчаянно грустные песни про свечи, про тени, про смерть и кровь на чёрных стенах. Эти отцы не понимали, о чём поют их дети, но делали умные лица и знали, что их дети далеко пойдут. Были среди его клиентов и бывшие модели, бывшие официантки или танцовщицы, которые решили стать певицами. Некоторые писали музыку или стихи, или и то и другое сами, но чаще они заказывали стихи и музыку. Володя с лёгкостью выполнял такие заказы. Все такие его песни были похожи одна на другую, но он не переживал. Главное, что мужья или хорошие знакомые таких певиц, нормально платили за работу. Это всегда были мужики, сильно пахнущие одеколоном, и в возрасте от сорока пяти и старше. Володя рассказывал про них, что они лично договаривались с ним об условиях. Он смеялся и говорил: «Они все говорят одно и то же. Просят, чтобы я всё сделал хорошо, а потом спрашивают очень робко: „Ну правда же она талантливая?“
Кто только не пел в Володиной студии: и какие-то воины-ветераны, и драматические артисты, решившие запеть, и какие-то бизнесмены, которые днём что-то продают или строят, а вечером ездят на мотоциклах и пишут замысловатые философские песни или слезливые песни про несчастную любовь. Однажды, про него Володя рассказывал отдельно, несколько дней подряд у него в студии репетировал, пел и в итоге записал целую программу мэр какого-то небольшого города Тульской области. Он пел патриотические песни, романсы и песни из кинофильмов разных лет. «В подарок горожанам, – сказал он. – И будут ещё у нас по радио крутить».
Всех таких своих клиентов Володя называл идиотами, дураками, суками, уродами, дуболомами, падлами, проходимцами, инопланетянами, тварями, животными или просто долбоёбами. Приблизительно так же он называл и тех профессионалов, которые тоже пользовались его услугами. Их песни звучали по радио, их называли «звёздами», но Володя называл их теми же словами, что и остальных. На всём этом он неплохо зарабатывал, приторговывал музыкальными инструментами на заказ, не потерял чувства юмора и считал себя музыкантом, который не предал идеалов молодости.
Володя за те годы, что его знал Миша, потолстел, но только в области живота и второго подбородка. Руки и ноги остались у него тонкими. Он, как и в юности, носил обтягивающие ноги джинсы, а майки и рубашки большего, чем ему требовалось, размера. Волосы его поредели, но остались длинными. Володя всегда был бледным из-за редкого контакта с открытым воздухом и солнцем. Но он упорно продолжал в свободное время, часто ночами, репетировать, сочинять, петь и записывать свои сложные для исполнения и практически невозможные для восприятия музыкальные произведения, которые сам называл песнями. К этому своему творчеству он относился без юмора и ощущал себя одним из последних стойких форпостов настоящей музыки.