Ашхабадский вор
Шрифт:
Алексей пожал плечами.
– Да вроде бы не с чего пока мандражить. Они не знают про нас...
– Вот про то я и говорю! – перебил Гриневский. – Им узнать про нас ничего не стоит! Среди них наверняка есть следопыт типа твоего Чингачгука, Виннету и всех детей Инчучуна, только спец не по лесным, а по пустынным следам. Кажись, как раз на такого мне и довелось полюбоваться…
Петр замолк, к чему-то прислушиваясь. Но, наверное, ему просто что-то почудилось, вот и Карташ тоже ничего не услышал, и Гриневский продолжил:
– Один моджахед отстал от дружков, свесился с верблюда, всматриваясь в асфальт. Я тут же отпрянул
– Ну и нехай унюхает! Зачем мы им? Им о сохранности товара беспокоиться надо и о его скорейшей доставке, а не за незнакомцами гоняться, как гопникам каким-то. А если же примут нас за засаду, устроенную конкурентами... Тогда тем более ломанут! Ломанут отсюда со всей прыти, в надежде оторваться.
– Ломанут, говоришь? А ты в окошко выгляни, начальник. Давай, давай, выгляни!
Ну, раз так уговаривают... Карташ выглянул в окно.
Там было все то же, что и прежде, за исключением сущей малости: по улицам мела уже поземка, а форменная песчаная пурга начиналась. Не приходилось сомневаться: начиналась предсказанная Джумагуль песчаная буря. М-да, это крайне малорадостное обстоятельство, как говорится, меняет дело и переворачивает его на сто восемьдесят.
– Джумагуль сказала, что если такая дрянь зарядит, то на полдня, не меньше, – говорил за спиной Гриневский. – А то, бывает, и по несколько суток задувает.
Да-да, Алексей помнил, что говорила по этому поводу Джумагуль. Он не слишком верил тогда, что невеселый прогноз сбудется вообще, а тем более так скоро – ничто не предвещало резкой смены природных декораций с радужных на мрачные: чистое небо, тишина, покой. Но вот сбывается... И что это значит? А то, что туркменские бедуины, может, и не планировали сворачивать в Уч-Захмет, но, завидев первые признаки надвигающейся бури, надумали пересидеть ее в тихом месте. И если в этом месте случились посторонние, то пусть посторонние винят в этом свою несчастливую звезду под именем Невезуха. Как верно подметил Таксист, наркоперевозчики – народ серьезный, даже чересчур серьезный, который не любит всевозможных чужаков настолько сильно, что готов пожертвовать на них последние патроны, лишь бы обезопасить себя от реальных и гипотетических неприятностей.
– Не будут они неизвестно с кем торчать бок о бок, ничего не предпринимая, – сказал Гриневский, вторя мыслям Карташа. – Не тот груз. И они тебе не мирные туристы с палаткой, гитарой и питательной консервой «Завтрак туриста». Я тебе больше скажу, начальник. Даже если они еще не унюхали, что в городе кроме них кто-то есть, то все равно разведку проведут тщательную. Потому как слишком большие бабки на кону. И если они нас выследят, то сперва пристрелят, а уж потом станут ворочать трупы, с интересом вглядываясь в лица: «И кто это у нас тут мимо прогуливался такой красивый, но невезучий?»
– Будем жить по твоей вере в худшее, – сказал Карташ, отходя от окна. – Сколько их было?
– Восемь. Вооружены все, что характерно и ничуть не поразительно. Шесть карабинов, два автомата. Понятно, что не обижены
– В ауле вроде ж отмахались, – сказал Алексей неуверенно.
– Так те пацаны были, кроме этого с ножами в халате, а эти – волчары.
– Окромя одного доброго и уважаемого старичка.
– Вряд ли такой среди этих сыщется… Хотя… всяко может быть…
– Очень верно подмечено, в самую точку. Ладно, буди женщин, знакомь с новостями, готовь к маневрам на местности, а я прогуляюсь по периметру, осмотрюсь… Нет, ну что они все сползаются-то к нам, а? Ведь просто же проходу не дают!
– Только не засветись по-глупому, – сказал Гриневский.
– Ты лучше Джумагуль поучи такси водить.
Услышать и не быть услышанным – обычно эти две задачи неразрывно едины. А в пустом здании звуки разносятся хорошо-о. Прямо как над водой. Поэтому треба ступать мягонько, нежно, пушисто, аки снежный барс на охоте, и ухи держать востро... чему пример показывает все тот же барс.
Барс или не барс, но, бывало, шел тот же старлей Карташ ночной порой по зоне и жадно ловил каждый звук, потому как хотелось ему жить и дальше. А зэки, случалось, нет-нет да и нападали на служивых людей, охраняющих их уголовный покой. Или в карты проиграется зэк и в качестве долга потребуют от него замочить вертухая, или от марафета и чифиря мозга за мозгу заскочит, или уж совсем невообразимые причины толкнут сидельца броситься с заточкой на офицера, прапора или солдата. Так что расслабляться зона не давала. «Выходит, полезными навыками оброс ты на службе», – усмехнулся про себя Карташ.
Алексей дошел до конца коридора, в который выходил актовый зал, выглянул на лестницу. Постоял, прислушиваясь. Вернее, вслушиваясь. Все больше и больше разгонявшийся ветер нарушал былой погребальный покой Дворца культуры: под его порывами скрипели какие-то деревянные части Дворца, шуршала бумага, летая по лестничным ступеням, что-то ритмично позвякивало. Но человеческие шаги, буде такие раздадутся на этом фоне, он расслышит, не извольте сомневаться. Если, конечно, к ним не пожалует ниндзя, владеющий искусством перемещаться бесшумно. Тогда худо. Но пока ни ниндзь, ни иных незваных и недорогих гостей не слышалось.
В торце коридора имелся выход на балкон, опоясывающий весь четвертый этаж. По балкону так и хотелось пустить часового-вышкаря с биноклем, чтоб наматывал круги, внимательно оглядывая дальние и ближние подступы. Но откуда его, заразу, возьмешь, а в придачу еще и бинокль? И пришлось старшему лейтенанту ВВ тов. Карташу самолично исполнять караульную работу, да еще обходясь без оптики, пользуясь лишь природным зрением.
Выполняя завет гражданина Гриневского «не светиться по-глупому», Алексей не разгуливал по балкону, заложивши руки за спину, посвистывая и сплевывая с верхотуры. Он поступал по-другому: вскальзывал из коридора на каменный балконный пол, приседал, разглядывал дальние подступы сквозь щели между пузатыми, похожими на каменные кувшины столбцами перил, потом быстро вставал, перегибался через широкий верх балконной ограды, быстро оглядывал ближайшие подступы к зданию и вновь выскальзывал в коридор. И коридором добирался до следующей балконной двери.