Ашхабадский вор
Шрифт:
Город, однако, поражал. Карташ не бывал здесь раньше, не мог сравнить, но сейчас он словно бы попал в фильм-сказку на восточную тематику. В какого-нибудь «Багдадского вора» или в «Золотое приключение Синдбада». Фонтаны серебрятся на каждом шагу, полно зелени, полно скамеек для отдыха (причем Алексей так и не увидел ни одной сломанной или со старательно выцарапанными на спинке перочинным ножиком: «Мыратберды плюс Гозель =?», «Сердар – чемпион»), улицы подметены и вымыты. Поистине восточного великолепия вокруг – навалом, как доставшегося от старины глубокой, так и современного происхождения. Дворцы, мечети, минареты, особняки, памятники, настоящие восточные базары со всем присущим им гомоном, многолюдьем, завалами товаров
Опять же какой-нибудь очкасто-бородатый демократишка разбурчался бы, что, мол, правящая верхушка жирует за счет бедствующего народа, пускает пыль в глаза заезжим гостям, а за пределами столицы простые люди горе мыкают на нищенскую зарплату. И в чем-то был бы прав, но если, черт возьми, что-то нравится, будь то женщина или город – чего ж не любоваться, зачем омрачать это удовольствие желчными мыслями. Ведь ежели при взгляде на красивую женщину думать о голодающих в этот момент африканских детях, то так недолго и до импотенции себя довести. Если город создает хорошее настроение – нечего его себе чем-то там портить. К тому же, своих бревен в глазу хватает. У нас хоть и гуляет по стране названая демократия, но Москва жирует точно так же, наплевав на всю остальную Россию. Да и красоты Питера, если вспомнить, возвышаются на крови и костях их строителей. Одних пленных шведов аж двадцать тысяч душ так и остались лежать под гранитом Петербурга. Но – любуемся же, восторгаемся...
Он и Гриневский находились в Ашхабаде второй день. Второй день они совершали прогулки по городу, подолгу задерживаясь на площади Огуз-хана – как выяснилось, Огуз-хан есть национальный герой туркмен и даже изобретатель какой-то там доисторической письменности, на которой древние туркмены оставляли послания потомкам. Это, собственно, и было их заданием. Неизвестно, насколько в действительности Дангатар полагался на их с Гриневским опыт, знания и чутье. Видимо, не слишком. Но раз уж выдал их за специалистов – они должны были хотя бы изображать. Стараться для так называемых помощников, к которым больше подходило наименование конвоиры или вертухаи. Парочка соглядатаев была приставлена к ним ворами. «Ваши переводчики и охранники», – так представил их Иван. (Вот кто, кстати, не нужен в Ашхабаде – это переводчик. В столице русским владели, похоже, все горожане, в том числе и те, кто родился и вырос в уже независимом Туркменистане.)
От этой парочки, что неотступно топала за ними по городу, держась на невидимой привязи длиной от десятка до трех десятков метров, сбежать, думается, было бы несложно. Имейся в этом хоть какой-то смысл, тем более при тех возможностях, какими располагали воры на своей земле, их бы разыскали в два счета. И пошли б опосля совсем другие отношения…
О платине наши воры ашхабадских коллег в известность, понятно, не поставили. Зачем нашим ворам самим вешать себе на шею еще одну конкурирующую фирму, с которой если не стреляться, то уж делиться придется точно? Так что платина в любом случае остается для них, Карташа и Гриневского, сильным, хоть и последним козырем в колоде.
О Маше с ашхабадскими ворами разговора вообще не заходило. То ли наши воры не известили, то ли ашхабадские посчитали ниже своего достоинства ловить женщину – бог весть. Ну, а Дангатар, разумеется, никому ничего про Машу не говорил. Девушка осталась в доме у моря. Так что дочь Хозяина в безопасности, ее жизни ничто не угрожает. Правда, случись что с Карташом и Гриневским, куда она денется, куда подастся – абсолютно непонятно.
Снова, как и вчера, они вышли на площадь Огуз-хана. Весь Ашхабад сегодня был полон гуляющими, и площадь не составляла исключение – по случаю Праздника праздников в Туркмении был объявлен выходной. Дангатар дал им задание – осмотреться и присмотреться. Поскольку предполагаемое место предполагаемого
Впрочем, вряд ли Дангатар и в самом деле ждал от их разведдеятельности сколь-нибудь серьезных достижений. Думается, он надеялся исключительно на себя. Сам же фронтовой друг Гриневского пропадал неизвестно где – надо полагать, собирал информацию по своим каналам. За эти два дня они видели Поджигая только раз. Вчера вечером он пришел на квартиру в многоэтажном доме на окраине Ашхабада, в которой воры поселили Карташа и Гриневского и, естественно, двух «переводчиков». Дангатар ничего не сообщал, выглядел усталым. Фактически он ограничился тем, что назначил на сегодня встречу в шесть часов вечера, то есть за час до появления на площади Огуз-хана Туркменбаши в сопровождении саудовского гостя. Карташ и Гринев-ский должны были встретиться с Дангатаром в чайхане «Султан Саджар», расположенной рядом с площадью.
Сейчас часы показывали половину четвертого.
– У меня такое осчусчениев спине, будто в нее шилом тычут, – сказал Гриневский, когда они вышагивали по широким каменным плитам площади. Иногда приходилось прямо-таки продираться сквозь гуляющий, нарядно одетый народ. Похоже на то, что некоторые из ашхабадцев уже заранее занимали места поблизости от хренотени, с которой будет выступать Туркменбаши, чтобы воочию увидеть своего бессменного и бессмертного (между прочим, это официальное звание) президента.
– Неудивительно, – пожал плечами Карташ. – Наши переводчики не спускают глазенок с наших спин, боясь потерять в толпе.
– Не, начальник. К этим фраерам я привык, как лагерник к бушлату. Тут другое.
– Уверен?
– Да хрен его знает, если честно, – сказал Таксист. – Может, нервы проказят.
– А не пора ли перекурить? – предложил Алексей.
– Да вроде бы пора.
С курением в Ашхабаде, как, по слухам, и в Штатах, дело обстояло далеко не просто. Курение вне стен своих домов было с недавних пор запрещено. Официально запрет объяснялся заботой о здоровье граждан Туркменистана. Алексея же ознакомили и с иной версией: когда здоровье президента слегка пошатнулось, кто-то из его визирей, чтобы угодить Туркменбаши – «вот как я обеспокоен и взволнован состоянием вашего бесценного организма, о мой повелитель», – выскочил вперед с предложением о введении подобных строгостей. И Туркменбаши слабой от болезни рукой подписал соответствующий указ.
Поэтому Карташ с Гриневским вынуждены были время от времени сворачивать во дворы, где, забившись в какой-нибудь темный угол, украдкой и торопливо, как восьмиклассники в школьном туалете, выкуривали по сигаретке. Точно так же поступало нынче большинство из здешних курильщиков, не желающих нарываться на контакт с блюстителями порядка.
Сейчас они подыскивали двор не только ради перекура. Следовало проверить странные «осчусчения» Таксиста. Возможно, те разыгрались и не на пустом месте.
На площадь жилые дома не выходили, поэтому пришлось направиться на одну из прилегающих улиц. Там они свернули в узкий проулок между домами и вскоре набрели на то, что нужно – на тихую заводь. Возле небольших, похожих на вагонетки мусорных баков дети стучали футбольным мячом об стену, метя в углем нарисованные ворота, а напротив полукругом были расставлены ящики. Консервные банки, набитые окурками, недвусмысленно указывали, что перед ними не что иное, как одно из прибежищ опальных ашхабадских курильщиков.