Ашу Сирай
Шрифт:
— Ширахатон. Всё верно, ведьма. Джихайен означает, что женщина становится вещью. С ней могут обращаться как угодно: избивать, унижать, насиловать, мучить. Могут убить или продать для забав другому хозяину. Это не жена, не мать, не сестра, не служанка и даже не ширахатон. Мужчины-ширахатон могут выкупить себя из долга и снова стать уважаемыми людьми. Женщину может выкупить любой мужчина и жениться на ней, и она снова станет уважаемой свободной женщиной. Но джихайен по законам Сурайи — это вещь. Обратной дороги для этих
Ничего себе — традиции! Это же совсем дикость какая-то!
— Ты… ты не шутишь? Разве так можно поступать со свободным человеком?! А если она замужняя или чья-то невеста?! Или дочь?!
— Поэтому ни одна женщина даже под страхом смерти не выйдет из дому без сопровождения мужчины. Даже ширахатон, если не хотят, чтобы их постигла такая участь. Хозяин дома обязан заботиться обо всех, кто живёт в его доме. Это закон. Но. Джихайен сюда не относятся. За такой женщиной не придут её родные, за неё не заступится закон, она считается ллайри, то есть прогневавшей Тёмноокого Сурта и умершей по его воле.
Короткий рассказ Шута не укладывался у меня в голове. Это было слишком… Слишком дико.
Он что, серьёзно предлагает ехать в этот ужас?!
— И как я должна там…
— Переоденешься в это. — Он достал из своей торбы свёрток светлой ткани и протянул мне. — И тебя никто не тронет. Даже близко не подойдёт без моего разрешения.
— Что это?
Я удивлённо развернула странное платье. Хотя нет, не платье. Это была большая и очень свободная белая накидка, похожая на плащ и затканная крохотными серебряными полумесяцами. А в неё оказались завёрнуты…
— Это что?!
Я двумя пальцами подняла тонкую до прозрачности и очень короткую рубашку. Богатая вышивка с бусинами едва прикрывала грудь. В пару к этому откровенному бесстыдству шли широкие штаны из такой же прозрачной ткани и с богато расшитым поясом.
И он хочет, чтобы это… Это!… Да на это смотреть без стыда невозможно!
— Это шатари и парн. — Также невозмутимо ответил Джастер. — Одежда джихайен-маат.
— Что?!!! Ты издеваешься?! Ты хочешь, чтобы я это надела?! Это же бесстыдство! Может, мне проще голой ходить?!
— Можешь и так, — Шут с едва уловимой усмешкой смотрел на меня. — Но тогда я не буду уверен в твоей безопасности.
Да он надо мной издевается!
— И как же это… эти… меня защитят? — я сердито смотрела на него. — Ты их заколдуешь?
— Нет. — Он легко улыбнулся. — Этого не нужно. Джихайен-маат неприкосновенны, ведьма. Никто не захочет рисковать не только жизнью, но и посмертием своей души ради сиюминутной выгоды.
Перед глазами вдруг ярко встал танец Шута в мёртвой деревне и туманные огни, собирающиеся на его призыв. Души, уходящие в Сад Датри, и те, кого ждал подземный мир Шанака. Тогда это решали Великие боги, но…
— Что значит «маат»? — поинтересовалась я, подозревая, что ответ мне сильно не понравится.
— «Бездушные», — невозмутимо ответил воин, глядя мне в глаза. — Их души принадлежат мастеру смерти. Это живые куклы своего хозяина. Хуже, чем быть живой вещью — это быть джихайен-маат, Янига.
— Живые кук…лы… Бе… бездушные?
Меня неожиданно пробрал озноб от жуткого понимания того, что душа на самом деле может быть удержана чужой колдовской волей. Ведь он же рассказывал, как делали в древности Живое оружие.
«А может, мы его мёртвого допросим?» — вдруг вспомнилось мне. — «Мёртвые не врут…».
Выходит, он не пугал и не шутил тогда. Он и в самом деле это может.
И не только он. В Сурайе есть и другие мастера смерти. И они не постесняются взять себе то, что пожелают.
Например, чужую душу.
— Это чудовища какие-то… — я бессильно опустила руки. — Так же нельзя с живыми людьми…
— Если ты поедешь, тебе придётся научиться кое-каким правилам поведения. — Джастер решил окончательно меня добить.
— И каким? — сердито буркнула я.
— Очень простым, ведьма. Джихайен-маат не имеют права голоса. Совсем. Можно только отвечать «слушаюсь, господин», «да, господин», «нет, господин». Ну, и вести себя соответствующе положению.
— То есть изображать твою служанку?
— Вести себя, как джихайен-маат, ведьма, — невозмутимо парировал Джастер. — Быть живой безмолвной игрушкой своего хозяина, не имеющей права ни на имя, ни на свою жизнь, ни даже на свою душу. Делать только то, что тебе скажут. Молчать, когда тебя не спрашивают. Отвечать, как я сказал. Никто не должен заподозрить, что ты другая. От этого зависит очень многое. Понимаешь?
— Это хуже, чем быть служанкой, — мрачно буркнула я в ответ, а Джастер неожиданно рассмеялся.
— Тебе так трудно несколько дней просто помолчать, ходить за мной следом и ничего не делать, Янига? Или ты хочешь поиграть в ширахатон? Боюсь, это у тебя не получится. Ты слишком многого не знаешь.
Вот ведь, язва! И возразить нечего…
Просто помолчать, ходить следом и ничего не делать… Он же совсем не так это сказал…
— Нам обязательно туда ехать? — хмуро решила я уточнить очевидное.
— Мне нужен храм Сурта, — спокойно ответил он. — Но ты можешь подождать меня здесь. Это не займёт много времени. Дня через три вернусь. Или чуть дольше.
Подождать здесь? В этом месте, где он сам ночевать не хочет?! Чтобы меня тут какие-нибудь демоны или звери съели, пока он по храмам разгуливает?!
Нет, лучше с ним в Сурайю.
— Это обязательно?
Я хмуро смотрела на брошенную к ногам одежду. На парн и шатари.
— Это всего лишь одежда, Янига. Считай, что это игра. Или ты так привыкла привлекать к себе внимание, что в тени боишься перестать быть госпожой ведьмой? — усмехнулся Шут.