Асмодей
Шрифт:
– Как ты посмела? – прошипела Алекто, замахиваясь на нее хлыстом. Получать еще одну порцию страданий она не хотела, а потому попыталась использовать всю свою хитрость, чтобы переменить течение мыслей своих надзирателей.
– Лишь о благе повелителя радею, – закрывая лицо руками, чтобы защититься от удара, проговорила она. – Подумайте сами: посреди гостиной лежит разлагающаяся душа, а вдруг к хозяину гости приедут, а тут такое! Это же в высшей степени моветон, – произнесла она, наблюдая за реакцией Алекто. На миг ее рука застыла в воздухе. Очевидно, женщина что-то обдумывала, а потом, видимо, приняв ее слова за истину, приказала убрать неприглядное тело из гостиной, но пощечину ей все же дала.
Возможно, эта история имела бы другую развязку,
В ужасе ждала Аврора своего приговора, какого-то нового, более изощренного наказания, которое откроет для ее души новые грани страдания, но этого не произошло. Подняв с пола клинок, который тут же потух в его руках, он бросил мимолетный взгляд на ее руку, которая до сих пор горела огнем. Девушка поспешила спрятать ладонь за спиной, сама не понимая этого поступка, будто демон не понимал, кто осмелился на подобную дерзость. В зале возникло затишье, каждый ждал его решения, но Асмодей просто развернулся и направился к себе в покои.
– Владыка, – взволновано проговорила Алекто, делая шаг вперед, – наказание…
– Уже наказана, – спокойно ответил он, не удостоив женщину даже взглядом.
Сначала Аврора не поняла его слов, вернувшись к своим обязанностям: дни потянулись друг за другом, обучение шло полным ходом, да и служанка, которая даже не удосужилась ее поблагодарить за помощь, пошла на поправку, радуя их своими завораживающими мелодиями. Только рука никак не проходила, напротив, с каждым днем жжение становилось все сильнее. Сначала, привыкшая к постоянным истязаниям, Аврора не обратила на это никакого внимания. Хотя где-то на задворках души появилось беспокойство: наученная горьким опытом, девушка знала, что раны от пыток в аду затягивались быстро, чтобы черти-мучители снова и снова могли истязать несчастные тела, а эта горела безудержным огнем. Несколько раз она порывалась пойти к Асмодею, чтобы припасть к его ногам, моля о милосердии, но какой-то первобытный страх сковывал ее тело каждый раз, когда она подходила к его покоям.
На седьмой день боль стала такой невыносимой, что она даже не смогла найти в себе сил, чтобы подняться с окровавленного ложа. Не смогли поднять ее ни удары огненных плетей, ни кипяток, которым обливали ее с ног до головы. Теперь-то она понимала, о каком наказании говорил Асмодей.
На следующий день ее положение сделалось еще хуже: за все пять лет в аду девушка ни разу не испытывала подобной муки. Казалось, какая-то невидимая сила по клеточкам разъедает ее изнутри. Несчастная металась, будто в горячке, отдаленно слыша взволнованные перешептывания. Видимо, местные обитатели тоже видели подобную реакцию впервые, а потому суеверные душонки начали обходить ее коморку стороной. Подумать только, ее даже переложили на каменный пол, чтобы облегчить страдания.
– «Какая небывалая забота!» – пронеслось в ее голове, девушка попыталась скривить ироничную усмешку, но сил на это не хватило. – «Неужели я так ужасно выгляжу, что меня пожалели демоны?» – перед глазами сразу предстал образ распластанной на полу служанки, на которую ни одна душа не обратила внимания. Что же такого произошло с ней, что вдруг столько внимания.
Через день ее навестил Аластор, а следом пришла и Дэлеб. Она видела лишь расплывчатые силуэты, но отдельные фразы, будто врывались в ее сознание, наполняя страхом все естество. Она слышала что-то о том, что «ее душа теряет вес», о том, что «в любой момент она может
Каждую секунду связь разума с реальностью ослабевала, а мир вокруг уже начинал граничить с эфемерной фантазией, в которую, по неясным для нее причинам, постоянно врывался голос Асмодея. Она не могла разобрать его слова, как и в день, когда продала свою душу, но шла на его зов, как собака за своим хозяином.
Судя по всему, на следующий день дела ее стали совсем плохи, ибо к ней пожаловал не кто иной, как сам Асмодей. Аврора не видела его лица, но высокий силуэт не могла перепутать ни с кем, впрочем, как и запах. Когда он принимал человеческое обличие, за ним всегда следовал благоуханный шлейф муската и сандала, туманящий разум. Бросив несколько слов своим подручным, демон уселся на угол каменного ложа, склонившись над ней. Каждой клеточкой своего тела Аврора чувствовала жар, исходивший от него. И вновь вокруг повисла пугающая тишина, девушка ощущала на себе десятки любопытных взглядов, пыталась закричать, пыталась подать какой-то знак, но только обжигающие слезы стекали по ее лицу, наполняя душу страхом: не перед Асмодеем, а перед угрозой гибели бессмертной души. Почему-то в этот момент даже адские муки стали милее, пугающей пустоты, которая стала основой сущего мира.
– «Я не хочу умирать», – пронеслось у нее в голове, но судя по удивленному возгласу окружающих, у нее получилось вымолвить это вслух. Видимо в преддверии смерти не только к людям, но и к их умирающим душам возвращается сила, пытающаяся ухватиться за ускользающую нить жизни.
Уже проваливаясь в это пугающее «ничто», девушка почувствовала, как Асмодей заключил ее руку в свою ладонь, поразительно мягкую и нежную для демона, а еще такую теплую, что даже боль, терзавшая ее столько дней, начала отходить на второй план. Девушка нашла в себе силы открыть затуманенные пеленой слез глаза, с ужасом и удивлением наблюдая за тем, как подобный огонь вспыхнул в руке Асмодея, его вены тоже засветились, что в кромешной темноте ее коморки придавало действу еще большую таинственность и страх. Она не только чувствовала, но и видела, как пламя, терзавшее ее, начало перетекать из ее руки в руку демона, почувствовала судорогу, пробежавшую по его телу, сродни той, что чувствовала она, коснувшись кинжала, но мужчина лишь сильнее сжал ее ладонь.
– «Ему больно», – подумала она, и какой-то прилив жалости к собственному мучителю завладел ее сердцем. Обиды на Асмодея девушка не чувствовала, придерживаясь все того же убеждения, что взяла на вооружение пять лет назад: заключила сделку с Дьяволом по доброй воле, а потому – терпи.
Вскоре ей стало намного легче. Демон вобрал в себя все: ее страх, ее боль, ее душевные терзания. Огонь покинул тело, оставив после себя лишь выжженную пустошь, которая постепенно заполнялась покоем. Видимо похожие ощущения испытывали и люди, когда падшие окутывали их своими сетями. Поразительное чувство, которого она не испытывала, даже будучи живой. Оно не поддавалось объяснению, оно просто было…но, как и все сущее, было недолгим. Когда Асмодей отпустил ее руку – не осталось ничего, кроме душевного одиночества.
Мужчина уже собирался уходить, когда Аврора, в каком-то безумном порыве благодарности, ухватила его за руку. Окружающие так и ахнули, преисполненные благоговейного страха и любопытства. Даже Дэлеб, знавшая своего господина лучше всех, сделала шаг назад, пока не уперлась в стену. Такой дерзости не ожидал никто. Подумать только, рабыня осмелилась прикоснуться к Владыке без его на то позволения.
– Обычными плетьми наказание не обойдется, – шептались окружающие, наблюдая за дальнейшим развитием событий, как стервятники, жадные до зрелищ. Однако «великого гнева» за ее поступком не последовало. Асмодей молча вырвал свою руку из ее цепких пальцев и удалился, не обращая никакого внимания на неодобрительный ропот, раздавшийся за спиной.