Ассасины
Шрифт:
Выучка франков, пусть и предателей, перебежчиков, была куда лучше, нежели у сарацин. Несмотря на тучу стрел и дротиков, а также множество камней и даже пустых корзин, в которых хранились все те же камни, вываленные на головы пиратов, они исступленно лезли на суда мусульман, и уж на палубах показали, как нужно сражаться. Вскоре бой превратился в резню, потому что пираты никого не щадили и не брали в плен. Похоже, они не первый раз напали на суда мусульман – им было все равно кого грабить. Но если франков они брали в плен, чтобы продать на невольничьем рынке и показать султану свою «доблесть», то сарацин уничтожали всех до единого – чтобы никто не мог рассказать Салах ад-Дину об их «подвигах во славу ислама».
К-б-тан с ужасом ждал момента, когда пираты разберутся с кораблями сопровождения и примутся за куркуру. Ведь его посудина, хоть и имела очень высокие борта и была раза в три больше, чем шейти, все равно не могла ускорить ход, чтобы оторваться от быстрых пиратских кораблей. Он уже дал указание сменить курс, и тяжелая куркура стала разворачиваться в сторону берега. Бедный к-б-тан уже готов был сдаться даже крестоносцам, лишь бы не попасть в руки их кровожадных соотечественников.
Наверное, Аллах услышал его молитвы. К-б-тан, который почти не отрываясь следил за перипетиями боя, в какой-то момент с надеждой посмотрел в сторону Тира – и едва не закричал от радости: оттуда шли боевые суда франков! Они были гораздо больше шейти, вооружены баллистами и на их палубах к-б-тан увидел готовых к бою франков, закованных в броню.
Пираты, в предвкушении знатной добычи, – они точно знали, что никуда куркура от них не денется – чересчур увлеклись избиением мусульман и, когда наконец заметили корабли крестоносцев, это стало для них громом среди ясного неба. Морские разбойники посыпались обратно на свои шейти, чтобы попытаться уйти от расплаты, но было поздно. В воздух взмыли горшки с горючей смесью, посланные баллистами, и все суда пиратов запылали. Это был страшный «греческий огонь» византийцев, от которого нет спасения.
Пираты прыгали в воду, но там их настигали арбалетные болты: арбалетчики крестоносцев хладнокровно и безжалостно расстреливали предателей и отступников от истинной веры.
Но загорелись и суда мусульман. Видимо, франки решили сжечь все шейти. Это было в какой-то мере оправданно, однако то, что произошло потом, показалось к-б-тану кошмаром – стрелки франков начали убивать и мусульман! Это было странно и непонятно; никогда прежде крестоносцы так не делали.
Обычно пленников обменивали на своих товарищей, плененных армией Салах ад-Дина, или превращали в рабов, которые строили крепости и другие укрепления франков.
Вскоре на воде плавали только мертвые тела и догорающие остовы шейти. Оцепеневший от ужаса к-б-тан видел, как суда крестоносцев неторопливо окружают куркуру, словно забойщики скота предназначенного к закланию быка. Он никак не мог поверить, что их тоже убьют. Но вот в воздухе послышался свист и крики раненных матросов – это начался обстрел куркуры. Похоже, франки не хотели рисковать ни единым человеком, поэтому решили расстрелять всю команду грузового судна издали.
Матросы заметались по палубе, пытаясь где-нибудь укрыться. Но куда спрячешься на голой, почти без надстроек, – за исключением небольшой будочки, каюты к-б-тана, – крыше огромного трюма? Арбалетные болты сыпались градом, и хоть стрелки из франков оказались никудышными, – поднялся ветер, и усилилась качка – все равно некоторые из них находили свою цель.
Вместе с матросами пытались спастись и рабы. Их насчитывалось около двух десятков. Они были из разных стран и племен. Рабов держали на куркуре для погрузочно-разгрузочных работ и вообще, как прислугу. Среди них был и гулям-и-руси – раб из далекого северного племени рус. Он один быстро сообразил, как можно защититься от арбалетных болтов. Среди матросов куркуры был повар-толстяк, который терпеть не мог спать на голой палубе. Поэтому он всегда возил с собой тюфяк, набитый ватой. Гулям-и-руси схватил тюфяк, свернул его втрое, и первый же болт, который должен был пронзить раба насквозь, застрял в ватной набивке.
А затем случилось и вовсе невероятное. Гулям-и-руси подобрал брошенный кем-то из матросов лук и колчан со стрелами, и начал стрелять по арбалетчикам франков, корабли которых были уже совсем близко. Он бил так быстро и точно, что спустя небольшое время не менее десятка вражеских стрелков уже валялись на палубе или убитыми или раненными. Вся проблема заключалась в том, что арбалетчики, в отличие от рыцарей, не имели доспехов, поэтому почти каждая стрела гулям-и-руси разила наповал.
Крестоносцы всполошились и усилили обстрел. Но теперь арбалетчиков уже закрыли щитами.
Однако гулям-и-руси не унимался. Хищно ухмыльнувшись, он послал одну за другой три последние стрелы, и трое рыцарей, получив стальной шип в узкую щель между воротником кольчуги и шлемом, отправились на небеса – отчитываться перед Всевышним о своих грехах. А затем, видимо, получив смертельное ранение, – тюфяк повара уже напоминал ежа, так много в нем застряло болтов, – гулям-и-руси зашатался, его повело, и он свалился в воду. Франки радостно закричали, и вскоре куркура была взята на абордаж.
Как ни молили к-б-тан и матросы о пощаде, крестоносцы их даже не захотели слушать. Всю команду перерезали, как баранов, а тех, кто попытался броситься в воду, чтобы спастись, добили арбалетчики. Впрочем, до берега было далековато, и такое расстояние мог преодолеть только хороший пловец, а матросы куркуры, хоть и были родом из Бейрута, все равно плавать не умели, за исключением немногих. Арабы считали, что бултыхаться в воде – это не мужское занятие.
Гулям-и-руси не погиб. Он даже не был ранен, если не считать нескольких царапин. Раб долго плыл под водой, пока не поднырнул под одну из корзин для камней, которых немало плавало вместе с разным мусором и древесными обломками от тонущих шейти. Корзины были сплетены из ивовых прутьев, и гулям-и-руси мог наблюдать за избиением команды куркуры.
Он, как и его бывший хозяин, недоумевал: с какой стати франки убивают всех подряд? Раб видел, как крестоносцы, даже не прибрав мертвые тела с палубы открыли верхний люк и начали перегружать товары на свои суда. Так они добрались до самого нижнего яруса, а затем, оставив куркуру, бросили на нее несколько горшков с горючей смесью, и судно запылало как огромный факел.
Вскоре корабли франков растаяли на горизонте – они почему-то пошли не в Тир, а куда-то не север, и гулям-и-руси, поймав доску, начал плыть по направлению к берегу. Свою спасительницу-корзину он оставил лишь тогда, когда впереди забелели буруны прибоя. Выбравшись на берег, раб первым делом нашел небольшой ручей, падающий со скалы, и вдоволь напился холодной воды. А затем, забравшись в кустарник, уснул сном праведника.