Ассистентка для похитителя мыслей
Шрифт:
— Мне нужно будет встретиться с папой и Тибом, — сказала я маме, когда Эмрон выпил зелье и снова уснул, — надо понять, как вышло, что его выпустили. Ведь он утверждал, что непричастен и ничего не помнит. И ты говорила, что даже испытание правдивости он прошел.
— Чего не знаю, того не знаю, — вздохнула мама, — мне теперь так неловко, что я тебя втянула в это, уговорила устроиться на работу к этому… похитителю мыслей.
— Завтра Сумрак, который вовсе не Сумрак, скорее всего, меня выдаст, — вырвалось у меня. До этого я не собиралась искать сочувствия у мамы, но она меня так удивила своим неожиданным раскаянием. И
— Тогда мы должны отправиться к твоему отцу прямо сейчас! — решительно сказала мама. — Вместе. Пусть Тим понимает, насколько все серьезно!
Я начала было ее отговаривать, а потом подумала: собственно, зачем? Не помню, когда я вообще о чем-то просила отца, кроме как в далеком детстве. Может, ему пора вспомнить о том, что я не просто послушная девочка, которая идет заданным курсом, а отдельный самостоятельный человек?
Неожиданно нравственная задачка Угрюмоша всплыла в моей голове. Готова ли я оправдать своих близких просто за то, что они мне ближе всех остальных, в то время как чужие или неприятные мне люди быстро бы удостоились критики за то же самое?
Ведь сколько я себя помню, всегда стараюсь думать о чужих интересах, не всегда отдавая отчет в том, насколько эти интересы правильные или безобидные. Вот и сейчас я пошла устраиваться на работу, чтобы шпионить за работодателем.
Да, я считаю его злодеем. И скорее всего, он такой и есть.
Но дает ли мне это право нарушать собственные моральные принципы?
Ох, как все запутанно.
— Идем, мама, — решилась я, чтобы прекратить эту мысленную гонку. Мы хорошенько заперли дверь и отправились ловить экипаж.
Папа нам удивился. Особенно тому, что мы вдвоем прибыли. Мама ведь нечасто с его нынешней женой пересекалась и не особенно они обе к этому стремились. Но сейчас Хильда выглядела счастливой, ведь она получила своего сыночка назад, пусть и под домашний арест. Поэтому женщины тепло поздоровались.
— Бернадетт, спасибо вам за поддержку, — сказала супруга отца.
— Такое может случиться с каждой матерью, — вздохнула мама. А я возмущенно на нее посмотрела.
— Увы, не с каждой, — буркнул отец, — Тиберий сейчас не дал повода собой гордиться.
— Дети нужны не для оправдания родительских чаяний! — вступилась за сына Хильда.
— Рассказывайте, как удалось освободить Тиба! — велела я. — Мне важно все, что касается этой истории. Особенно если к этому имеет отношение Андреас Угрюмош.
— Имеет, самое непосредственное, — радостно выдохнула Хильда.
У меня перед глазами потемнело. Я поняла, что сейчас узнаю нечто важное. И вряд ли оно мне понравится.
9.3
— Тиберий действительно связался с плохой компанией, — все так же мрачно продолжал отец, — я слишком избаловал этого засранца, потакал всем его капризам. Как так вышло, что моя дочь, которой я не уделял должного внимания, выросла достойным человеком?
— Тим! — возмутилась Хильда. И я поняла, что на хорошие отношения с женой отца у меня теперь шансов нет.
— Пойдемте пить чай, — велел отец, — Хилли, будь добра, подай на стол. И бездельник этот пусть помогает.
— Он не бездельник! У мальчика переживания, он только из тюрьмы вышел. И потом, у каждого должен быть шанс на прощение. Да, он ошибся.
Отец досадливо поморщился.
Мы сели за стол, а Хильда недовольно отправилась на кухню. Мне хотелось ей помочь, неудобно было сидеть и ждать, когда тебе принесут все готовенькое. Но Я понимала, что женщина вряд ли будет рада моей компании.
— Отец, — начала я, — мама рассказывала, когда Тиб попал за решетку, он доказывал, что понятия не имеет, как оказался в том месте. И проверка на правдивость показала, что он сам в это верит. В чем ты его сейчас обвиняешь и как к этому причастен мой начальник?
— Тебе больше нет необходимости на него работать, — почти спокойно сказал родитель, беря из тарелки сухое печенье, — можешь хоть завтра пойти и уволиться. Тебя, возможно, теперь восстановят в академии… но это неточно.
— Отец! Я задала вопрос! — почти крикнула я.
И тут мама меня удивила. В обычное время она бы на меня прикрикнула, потребовав разговаривать с папой уважительно. Но не сейчас.
— Тим! Сколько можно увиливать? Ты со мной всегда старался уходить от ответа. Не надо хоть на нашей девочке это продолжать. Говори уже как есть.
Отец удивленно посмотрел на нас обеих. Он не ожидал протеста. Однако, начал говорить по существу.
— У нас в Азмерали действовала шайка мятежников. Они хотели убрать премьер-министра, чтобы он не принял участие в следующих парламентских выборах.
— И что их не устраивало в нынешнем? Он наконец-то дороги во всем государстве отремонтировал! — удивилась мама.
— Ого! Ты обращаешь внимание на такие бытовые вещи? С каких пор? — не поверила я ушам.
– С тех пор, как у одной моей картины отломился уголок рамы от тряски! — поджала мама губы, — но не будем об этом, а то снова уйдем от темы.
— Премьер-министр может быть и неплох, — продолжил отец, — но у него есть конкуренты, как у любого политика при власти. И один из них решил, что затмить личность правителя своими заслугами у него не выйдет. Не пожалел денег, нанял беспринципных балбесов, готовых действовать грязными методами. И один из них, к сожалению, мой сын.
— Я не балбес! — послышался голос от двери в гостиную.
Тиберий, мой сводный младший брат, зашел к нам с вызовом на лице. Вовсе никакого раскаяния не чувствовалось в нем.
— Да, я проигрался, мне нужны были деньги. А тут предложили способ их достать быстро и без особых усилий.
— Ты еще и игрок! — поразилась я. Брат только плечами пожал.
Тиб отодвинул стул на другом конце стола, подальше от нас всех. Уселся и продолжил рассказ:
— Мне сказали, что надо будет устроить розыгрыш, подшутить над одним человеком. Над кем, я не знал. Мол, подсыпешь ему в чай веселящее средство, все посмеются, в том числе он. И никто не пострадает. Оплату предложили хорошую. Но за день до дела я узнал, кого якобы «разыгрываем». И понял, что это явно не будет невинной шуткой. Хотел отказаться, но меня начали шантажировать, пригрозили, что пострадает моя семья, а я так и так окажусь если не в тюрьме, то в долговой яме. Меня посадили в глухой закрытый экипаж, привезли в какой-то подвал. И там, в полной темноте, наложили ментальный запрет. Ну, то есть, я не мог рассказать, что со мной случилось и только повторял одну и ту же фразу. Которая на любых проверках будет проходить как правдивая. Что было дальше, все знают.