Аста ла виста, беби!
Шрифт:
— Зачем представлять, скоро и так узнаю.
— Вот-вот, и это в тот момент, когда…
— Ты хочешь, чтобы я написала заявление об уходе?
— Ты его уже писала.
Дед швырнул мне листок бумаги, на котором синим по белому моей рукой было написано: «Прошу освободить от должности…» и все такое. В свое время Дед не желал его подписать, но убрал в папочку. Теперь пригодилось. На бумаге стояла его размашистая подпись. Я широко улыбнулась и поднялась.
— Никаких дел у меня не было, так что мне и сдавать нечего, — радостно
— Сядь.
Я повернулась и ответила:
— Спасибо, я пешком постою.
— И что смешного ты находишь в этой ситуации? — помолчав, спросил Дед.
— Ничего. Ты меня уже уволил, так что я лучше пойду.
— Куда?
— О господи… домой для начала.
— А что потом? Что ты собираешься делать?
— То же, что и всегда. Ничего. Денег у меня куры не клюют, за что тебе огромная благодарность, так что буду числиться безработной.
— Я не об этом спрашиваю.
— А о чем? — удивилась я.
— Ясно, — пробормотал Дед, поднялся и подошел ко мне, что ему там ясно, не уточнил, но выражение его лица мне не понравилось. — Я запрещаю тебе заниматься этим делом. Я хочу, нет, я требую, чтобы ты немедленно уехала. Поезжай в Париж, там сейчас прекрасно.
— Допустим. Только я не хочу в Париж.
— Я еще раз повторяю…
— Игорь, — сказала я. — Я никуда не поеду.
С минуту мы сверлили друг друга взглядом.
— Хоть раз в жизни ты можешь меня послушать? Поверь мне, лучшее, что ты сейчас можешь сделать, это уехать.
— Чтобы развязать тебе руки и надолго упечь его в тюрьму.
— Чтобы дать возможность следствию спокойно во всем разобраться. Если он не убивал, ему нечего бояться.
— Ага. Главное, избиратели увидят, что перед законом все равны.
— Между прочим, и это тоже. Мне не нужен скандал. Ты будешь путаться у всех под ногами, а газетенки с восторгом вытащат всю грязь на поверхность. Но даже не это меня беспокоит.
— Да? А что?
— Твоя безопасность. Тагаев в тюрьме, неизвестно как к этому факту отнесутся его дружки и как он сам относится к этому факту.
— Что-то не очень я понимаю…
— Все ты прекрасно понимаешь, — махнул рукой Дед и печально взглянул на меня. — Ты его не любишь. И сейчас рвешься в бой, потому что чувствуешь себя виноватой. Вытащишь ты его, и что дальше?
— Игорь, — в свою очередь вздохнула я, — если ты намерен от него избавиться, это не лучший способ.
— Ты не права. Я не хочу от него избавиться. Я хочу, чтобы люди, которые мне поверили и отдали свои голоса, могли жить спокойно. А ты столько дров наломаешь… В прокуратуре толковые ребята, они во всем разберутся.
— Я все равно не смогу уехать, — почесав нос, осчастливила его я. — Паспортов лишилась обоих, вместе с сумкой сперли из машины. Ужас.
— Убирайся, — сказал Дед и вернулся к столу.
— Ну, что? — зашептала Ритка, когда я закрыла дверь кабинета.
— Могло
В коридоре прогуливался Ларионов. Не надо было обладать особой проницательностью, чтобы понять: меня дожидается.
— Прекрасно выглядишь, — брякнул он, должно быть, ничего умнее в голову ему не пришло. Ларионов смутился и пожал плечами. — Могу я сделать тебе комплимент?
— Лучше скажи, по какой надобности ты здесь отираешься?
— Между прочим… — заговорил он, но тут же махнул рукой. — У тебя десятка два удостоверений. Их следует сдать, раз ты здесь больше не работаешь.
— Кому сдать?
— Мне.
— Я тебе их по почте вышлю.
— Я не шучу. Хочешь загреметь вслед за своим любовником?
— Не стыдно запугивать бедную девушку? — скривилась я и двинулась по коридору.
Ларионов слабо дернулся, но остановить меня даже не пытался. И до того мое скверное настроение приобрело масштабы стихийного бедствия. Тагаев в тюрьме, и мне дают понять, что препятствовать его устройству там на долгие годы — плохая идея. Значит, в своих фантазиях мы не ошиблись и Дед всерьез намерен избавиться от Тагаева. Его продержат до суда в тюрьме несколько месяцев, а может, и не один год. За это время много воды утечет. Дед сумеет использовать это с большой для себя пользой.
Зазвонил телефон, голос у Вешнякова был безрадостным.
— Ты где? — спросил он.
— Возле резиденции любимого вождя и учителя.
— Ты туда или оттуда?
— Оттуда.
— Значит, по шее уже надавали?
— Уволили еще полгода назад.
— А мне настоятельно рекомендовали усилить работу с молодежью. А то ходят, понимаешь ли, стаями, бездельничают.
— А что с Тагаевым?
— Дело вроде бы ясное. Девка что-то знала об убийстве Молчуна, ненароком сболтнула и лишилась жизни.
— Классная версия.
— А чего больно голову-то ломать.
— И то верно. Еще новости есть?
— По убийству девчонки никаких. Никто не видел, никто не слышал. На момент убийства в доме находились три человека: Тимур, девушка и консьерж. Входная дверь заперта, никаких следов взлома и прочего… Консьерж — Глымов Василий Васильевич — характеризуется положительно, живет один, вдовец, инвалид, работает здесь несколько лет. С убитой их ничего не связывало, отношения нормальные. Старик тихий.
— То есть он вне подозрений.
— Зачем ему убивать девчонку?
— А зачем это Тимуру? Если старик ни при чем, значит, в доме был кто-то третий.
— Ясное дело, — вздохнул Артем. — Будем искать. Есть кое-что интересное по убийству в «Витязе», или оно тебя больше не интересует?
— Интересует.
— Вот что выяснилось: один из молодых людей незадолго до убийства Кислицына покинул компанию, в которой отдыхал. Швейцар видел, как он заходил в туалет, а потом прошел на стоянку. Машину разглядеть не мог, ее из окна не видно.