Астральная жизнь черепахи. Наброски эзотерической топографии. Книга первая
Шрифт:
Усаживаясь в такси, я любезно предложил американке место возле водителя – теперь пусть сама расплачивается. По моей просьбе таксист высадил нас за два квартала от гостиницы, показываться в обществе туристов на просматриваемой со всех сторон площади я не хотел. Американка, не глядя, сунула таксисту крупную купюру и выскочила из машины. Для нее это, очевидно, были не деньги. Обрадованный таксист еле дождался, пока захлопнется дверь, и рванул с места. Сдачу он дать и не подумал.
Широкая лестница перед гостиницей вела к набережной. В такое время дня там было пусто. Зеленоватая вода Нериса быстро неслась мимо каменных плит, крутя травинки и цветы, брошенные кем-то в знак
– Я не хотела говорить, – сказала она дрожащим от волнения голосом, – но я потомок Гаона. Самый настоящий, по прямой линии. В нашей семье всегда этим очень гордились. Я небольшая праведница, – тут она горько усмехнулась, – но от имени моего святого предка я благословляю тебя. Пусть все преграды, стоящие на твоем пути, испарятся, словно утренняя роса. Счастливой тебе дороги в Эрец Исраэль, и молись там за нас.
Она резко повернулась и пошла от меня к гостинице, красивая женщина в джинсовом сарафане и белых кроссовках, потомок виленского Гаона. Муж семенил сбоку, закинув объемистую сумку за спину.
Мне почему-то показалось, будто это не просто добрые пожелания, а нечто большее, имеющее настоящий вес и значение. Будто все мои молитвы и просьбы, ожидавшие своего часа и спавшие под гнетом обстоятельств и причин, освободились словами американки и взмыли к сияющему Престолу.
Подлинные причины всех бед находятся внутри нас. Я шел в военкомат спокойный и даже веселый, я был абсолютно уверен, что все закончится благополучно.
Так и получилось. Дежурная, посмотрев на мою повестку, кивнула в сторону лестницы.
– На второй этаж, двести пятая комната.
В комнате у меня попросили военный билет, быстро поставили в нем штампик и отпустили восвояси. На крыльях того же стиха я помчался в ОВИР. Отсидев длинную очередь – визы на постоянное место жительства и туристические выдавали в одной комнате, и очередь состояла из поляков, собирающихся в Польшу к родственникам или просто покататься – отворил дверь и увидел знакомое лицо.
Милая белесая капитанша приветливо улыбнулась. На сей раз ее улыбка не вызвала у меня ощущения подвоха.
Раскрыв папку, она достала из нее зеленый листик и произнесла:
– Вам открыта виза через Чоп, начиная со вчерашнего дня. Оформляйте документы и выезжайте.
Вот так, простым, будничным голосом мне возвестили о том, что с этого момента моя жизнь будет делиться на два периода: до и после.
Я много думал о смысле происшедшего в тот день: когда американка благословляла меня, зеленый листочек визы уже лежал в папочке. Возможно, благословение переменило задним числом прошлое, ведь ось времени перед Его лицом – обыкновенная ось координат, словно в наших школьных тетрадках по математике, и прикоснуться к любой ее точке для Него не составляет никаких проблем.
А может быть, с Неба решили меня успокоить и приоткрыли завесу, чуть обнажили механизм с медленным поскрипыванием его колес, неспешным проворачиванием, постукиванием и равномерным боем часов.
Волна удачи подхватила и понесла, случайности ловко зацеплялись одна за другую, и отьездную пору, представляющую для нормального
Устройство на новом месте также пошло легко, я записался в ульпан и посещал его через день на третий, поскольку ивритом, в рамках программы, владел совершено свободно. В общем-то, я бы мог сам преподавать в этом ульпане или просто отказаться от него и сразу начинать поиски работы, но возможность полгода отдохнуть и насладиться спокойным узнаванием страны оказалась сильнее страха перед неведомым будущим. Я много ездил по Израилю, навещал знакомых, часами сидел в уличных кафе и рассматривал проходящих мимо людей. Они были очень разными и совершено не похожими на тех, кого я привык наблюдать в Литве.
Через полгода ульпан закончился, я зашел в первое попавшееся агентство по трудоустройству, заполнил бланки. Оказалось, что предварительно нужно заплатить несколько сот шекелей, и я заплатил их, без лишнего слова. Агентша, смуглая восточная еврейка, стройная, как лулав [51] , с пышной копной иссиня-черных, проволочно торчащих волос, выдала мне направление на интервью. Я поехал.
Фирма называлась «Мульти-Лок» и выпускала всевозможные замки, железные двери для квартир, сейфы. Начальник отдела кадров переправил меня начальнику производства, тот начальнику цеха. В цеху стояли знакомые станки, привычно скрипело железо, сыпалась под ноги такая же стружка – обстановка выглядела куда более знакомой, чем на улице. Мы поговорили на общетехнические темы, начальник подивился моему ивриту, нестандартному для вновь прибывшего, я осторожно поинтересовался зарплатой – для начала она почудилась вполне приличной – и подписал договор.
51
Ветвь пальмы.
По условию, мне полагалась отметиться в агентстве по трудоустройству, я вернулся обратно в городок, ставший теперь моим, и отдал агентше подписанный начальником отдела кадров корешок направления. Ее лицо выразило крайнее удивление.
– Что нибудь не так? – осторожно поинтересовался я.
– Нет, нет, все в полном порядке.
Через два дня я вышел на работу. С тех пор прошло пятнадцать лет, я давно получил «постоянство» и даже сделал небольшую карьеру. Фирма оказалась прочной и за эти годы превратилась в солидное предприятие, с которого я рассчитываю уйти на пенсию.
Несколько лет назад хозяин устроил для сотрудников день отдыха: всех посадили в автобусы и повезли на Мертвое море, в гостиницу с неподходящим для Израиля названием «Нирвана». В автобусе был телевизор, и всю дорогу крутили старые израильские фильмы, милые сердцу так же, как и пустынный пейзаж за окнами. После Арада дорога нырнула вниз, и автобус, не снижая скорости, понесся вдоль края обрыва. За голубой пропастью Мертвого моря вздымались сапфировые горы Моава, но на пейзаж никто не смотрел, внимание было приковано к телевизору. Даже водитель нет-нет да бросал взгляд на экран, вызывая у меня живейшее беспокойство за благополучный исход поездки.