Атака седьмого авианосца
Шрифт:
Описав круг и поднявшись к своим ведомым, он стал смотреть, как С—121 срывается в крутой штопор. Изуродованное осколками правое крыло обмякло, как кусок намокшего картона, оторвалось и нелепо запорхало в воздухе следом за самолетом. Оставляя за собой толстый хвост едкого черного дыма, «Локхид», которого неповрежденное крыло тянуло влево, дико кувыркался в воздухе и напоминал теперь не изящную стальную птицу, а уродливое насекомое чудовищной величины, в огне и дыме низвергавшееся с небес. Взметнув высокий фонтан воды и рваное кружево пены, он рухнул в океан. Крыло врезалось в воду в
Высоко в небе тройка «Зеро» развернулась курсом на запад.
С шестикилометровой высоты очертания острова Сайпан напоминали волчью морду, оскаленную в предсмертной агонии. Экипаж «Тигра II», заходившего с севера на юг через 145-й меридиан, увидел прежде всего Марпи-Пойнт. Высокие и обрывистые, причудливо обточенные морем прибрежные скалы торчали, как драконьи зубы, придавая этому месту мрачный и дикий вид. И в самом деле — приятного мало, если вспомнить, сколько людей было уложено на эти голые скалы в последние дни кровопролитных боев за Сайпан в 1944 году.
— Здесь все полито кровью, — раздался в наушниках Брента скрипучий голос Такии. Маленький пилот показывал вниз. — У меня здесь брат погиб, — он точно разговаривал с самим собой, и никто ему не ответил.
Летчик заложил вираж к западу, в самую «волчью пасть», и весь остров — он всего-то был четырнадцать миль длины на пять ширины — стал виден как на ладони. В самом центре зеленым часовым возвышалась гора Тапоцау, к северу и востоку до самого берегового уреза тянулись пологие холмы. Но на юге и западе гора становилась все ниже и переходила в плоскогорье, обрывавшееся великолепными белыми пляжами, защищенными большим коралловым рифом. Здесь находились города — Гарапан и Чаран Каноа. К удивлению Брента, улицы были почти безлюдны.
Снова раздался голос командира:
— Здесь, на юго-западе, и высаживался десант.
Брент взглянул вниз, на приветливые пляжи, на огороженную рифами уютную бухточку и невольно вздрогнул, заметив три прохода между рифами. «Самая дорогая недвижимость в мире», — подумал он.
Такии словно прочел его мысли:
— Здесь сложили головы тридцать тысяч японских моряков и пехотинцев. И тысяч двадцать местных жителей. Чуть ли не все население острова. Здесь погибли адмирал Нагумо и генерал Сайто.
— И еще тысячи американцев, — не выдержал Брент. — Здесь дрался мой отец. И адмирал Аллен. Нам недешево обошелся штурм Сайпана.
— Конечно, Брент, — примирительным тоном сказал старый летчик. — Я не хотел тебя обидеть. Это была настоящая трагедия… И за что только отдали жизни все эти отличные молодые парни?..
Их разговор прервал голос Йоси Мацухары, вызывавший базу. Все трое напряженно выпрямились, слушая звучавший в наушниках доклад об уничтожении ливийского самолета. Ликования не было — три пары глаз с еще большим вниманием принялись обшаривать небосвод.
— Содружество Марианских островов держит один аэродром на южной оконечности
Тем временем стал виден ближайший из островков этого архипелага, похожий на точку под восклицательным знаком длинного Тиниана. Они приближались к эпицентру урагана, грозные черные тучи застилали уже все небо на юге сплошной черно-серой пеленой, изредка прорываемой вспышками молний. Там уже погромыхивало, и сам воздух изменился: он был до такой степени насыщен электричеством, что кожу Брента пощипывало, а сам он ощущал какое-то смутное и томительное предчувствие недоброго. Чтобы избавиться от него, он стиснул челюсти и стал поглаживать деревянную двойную рукоять пулемета.
Такии, уходя от грозы, заложил вираж над проливом, отделяющим Тиниан от Сайпана. Брент снова поднял к глазам бинокль. Взлетно-посадочные полосы, похожие на гигантские «иксы», шли, перекрещиваясь, по южной оконечности Сайпана и в центре плоского и ровного Тиниана. Теперь было понятно, почему он стал любимым местом американских В—29 во время войны.
— Штурман, — спросил Такии, — радиоперехват ведешь?
— Так точно, командир. Но полное молчание и на восемнадцатом канале, и на FM—10.
— Что, даже штатские радиостанции молчат?
— Молчат.
— Продолжай искать. Стрелок! Брент-сан! У тебя глаза как у орла. Не видно истребителей на земле?
Брент с биноклем в руке перегнулся за борт, оглядывая Сайпан. Остров казался не то что вымершим, а просто мертвым, словно те, кто сорок лет назад с таким неистовым ожесточением истреблял здесь друг друга, отказались и после смерти покинуть его, и их миазмы уничтожили здесь все живое. Брент снова зябко поежился, но на этот раз — не от холода.
— Ни одного самолета не вижу, командир.
Такии в сердцах стукнул по приборной доске так, что стрелка тахометра показала на сотню оборотов больше.
— Помоги нам, Аматэрасу! — пробурчал он себе под нос. — Стрелок, тут что-то не то. Как, по-твоему?
— Согласен, командир. Странно как-то: ни машин, ни рыбачьих баркасов.
Заметив какую-то насыпь возле взлетно-посадочной полосы, Брент стал еще внимательнее вглядываться в нее. Мешки с песком… Кустарник…
— Командир! Похоже на замаскированные капониры!
— Истребители! — перебил его голос штурмана Хаюсы. — На востоке и выше — пеленг один-восемь-ноль!
Вскинув к глазам бинокль, Брент взглянул в указанном направлении и похолодел: с востока на запад и сверху вниз, то есть прямо на них, неслись клином три «Мессершмитта»: два угольно-черных по бокам, а впереди — красный, точно вырванное из раны копье, еще покрытое дымящейся кровью врага. Брент знал, что на этом Me-109 летает капитан Кеннет Розенкранц, командир Четвертой истребительной эскадрильи, — лучший летчик в авиации Каддафи, бессовестный наемник и безжалостный убийца. Он еще полгода назад, когда его сбили над Токио и взяли в плен, поразил всех своей циничной отвагой. У этого лютого антисемита была душа кобры и инстинкты акулы. Ходили слухи, что он получает от Каддафи миллион долларов в год и по пятьдесят тысяч за каждый сбитый самолет. Он и сам с ухмылкой как-то разоткровенничался перед Брентом: