Атаман А.И. Дутов
Шрифт:
17 августа в Самаре проходили переговоры Акулинина и председателя Комуча В.К. Вольского, в ходе которых сторонам удалось достичь взаимопонимания. Накануне Комуч в делегацию для переговоров с казаками включил также В.М. Зензинова, И.М. Брушвита, Е.Ф. Роговского, П.Д. Климушкина и И.П. Нестерова. Вольский даже согласился восстановить Дутова в правах главноуполномоченного, однако лишь тогда, когда Дутов реабилитирует себя перед Комучем [908] . Оставалось только гадать, что имели в виду самарские политики, ставя такое, по сути, унизительное для атамана условие?! Дутов заявил протест против подобной постановки вопроса [909] . В преддверии Государственного совещания деятели Комуча не стали обострять этот конфликт, вероятно рассчитывая на поддержку со стороны Дутова. На 20 августа в Челябинске было намечено обсуждение вопросов относительно состава Государственного совещания и конструкции центральной власти.
908
Оренбургский казачий вестник. 1918. № 40. 21.08. С. 2.
909
Чирухин Н.А. Дутовщина. Антибольшевистское движение на Урале. 1917–1918 гг.: Дисс. к. и. н. М., 1992. С. 191.
18 августа Акулинин доложил обо всём услышанном в Самаре Кругу объединённых станиц Оренбургского казачьего войска, который выработал наказ участникам Государственного совещания, а 20 августа и специальное постановление в поддержку Дутова в этом конфликте. Казаки в специально подготовленном Наказе заявили:
«Обсудив создавшееся положение с лишением полномочий нашего Войскового Атамана, Генерала Дутова и выслушав заявления делегатов, вернувшихся из Самары, Круг постановил:
§ 1. Делегировать в Комитет Членов Всероссийского Учредительного Собрания в город Самару Председателя Круга И.Г. Маркова и члена Круга Прокопова.
§ 2. Делегатам поручить передать Комитету, что в лишении полномочий Войскового Атамана Круг усматривает недоверие к[о] всему казачеству и несогласие вернуть обратно положения
§ 3. Войсковой Атаман Генерал Дутов является нашим народным избранником, и мы все ему верим и многократно это доверие выражали и устно, и в печати.
§ 4. В ныне переживаемое тяжёлое время казачество в лице своего Круга особенно дорожит Войсковым Атаманом, сумевшим взять надлежащий курс политики и установившим порядок в Крае.
§ 5. Командированный Комитетом Чрезвычайный Уполномоченный Г-н Подвицкий явно не желает считаться с нами, выборными людьми, т.к. ни разу у нас не был и нас ни о чём не спросил, в то время как имел беседы с партиями, классами и др[угими] лицами.
§ 6. Круг полагает, что в Крае должна быть власть у народного избранника, выбранного тем же краем, родившегося в Крае и знающего все местные условия, прибывшие же со стороны не всегда сумеют разобраться в обстановке.
§ 7. В Оренбурге и его окрестностях власть большевиков свергнута одними казаками, без участия чехословаков и Народной армии и др[угих] организаций, и ныне подступ к гор[оду] Самаре защищается теми же казаками. Казалось бы справедливым относиться к Оренбургскому казачеству с вниманием и не игнорировать его желаний.
§ 8. В докладе Господина Брушвита Круг видит явную недоброжелательность к нашему Атаману и прилагаемое при сём письмо Атамана даст исчерпывающий ответ [910] .
Комитет Членов Учредительного Собрания не запросил обе стороны и только принял во внимание доклад Брушвита.
§ 9. Круг ожидает от Комитета Членов Учредительного Собрания доверия к войску, исполнения просьб его избранников и заявляет, что лишение полномочия Войскового Атамана может повлечь гибельные последствия, за таковые Круг не отвечает и возлагает их на Комитет Членов Всероссийского Учредительного Собрания» [911] .
910
Документ в деле отсутствует. — А.Г.
911
РГВА. Ф. 40327. Оп. 1. Д. 10. Л. 46—46об.
Как писал управляющий ведомством внутренних дел Комуча, видный деятель эсеровской партии П.Д. Климушкин, «между Комучем и офицерством с самого же начала гражданского движения на Волге создалось взаимное непонимание, приведшее потом к полному расхождению» [912] . Эта фраза вполне может быть отнесена и к взаимоотношениям между Комучем и Дутовым. К тому же видный деятель Комуча В.И. Лебедев с гордостью заявлял: «Мы не белые» [913] . Едва ли подобные заявления нравились Дутову.
912
Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 90.
913
ГА РФ. Ф. Р-6605. Оп. 1. Д. 8. Л. 21.
По итогам поездки войсковых представителей в Самару Дутов 19 августа пишет на имя Комуча письмо (№ 594):
«Вернувшиеся из Самары Члены Войскового Правительства Полковник Акулинин, Войсковой Старшина Рудаков, Войсковой Старшина Анисимов и Член Учредительного Собрания Богданов доложили Правительству протокол совместного совещания представителей Оренбургского Войскового Правительства и делегации Комитета Членов Учредительного Собрания от 17 августа 1918 года и выписку из протокола заседания Комитета Членов Учредительного Собрания от 9 августа того же года, где вполне определённо сделаны заявления Членом Комитета И.М. Брушвитом о действиях моих в Сибири и переговорах с Сибирским Правительством. Ввиду того, что в этом заявлении есть много не соответствующего истине, а также бросающего тень на мою политическую деятельность, я, как Член Всероссийского Учредительного Собрания, считаю долгом заявить Комитету свой протест против подобных выпадов своего коллеги и осветить вопрос всесторонне. Будучи в Челябинске, я получил телеграмму от Комитета с вызовом меня в Самару. Я немедленно выехал и в Самаре в присутствии всех членов Комитета сделал доклад о своей поездке, и на все вопросы, мне предложенные, я ответил. Комитет вполне удовлетворился моими объяснениями, и доклад мой был принят к сведению, и никаких нареканий со стороны Комитета ко мне не было. Я полагал, что Комитет вполне удовлетворён моими разъяснениями и больше к этому вопросу не придётся возвращаться. Между тем доклад Брушвита повлиял на Членов Комитета, и Комитет, не спрашивая меня, отнёсся явно враждебно ко мне и счёл для себя возможным лишить меня своих полномочий. Буду последовательно возражать по докладу Брушвита. Совершенно правильно, что я сделал ряд заявлений Сибирскому Правительству. Сущность этих заявлений сводилась к тому, чтобы второй и третий округа Оренбургского Войска, отошедшие, в силу создавшегося положения, в ведение Сибирского Правительства, были бы возвращены в распоряжение только Войскового Правительства Оренбургского Войска. По этому пункту достигнуто было полное соглашение. В то же время мне было крайне необходимо согласовать действия с Сибирским Казачьим Войском. Почему было отказано в приёме господину Брушвиту, мне неизвестно, да я этим и не интересовался. Меня поразило только одно, что вагон г-на Брушвита поместился параллельно моему вагону и что г-н Брушвит, выехав из Самары один, в Уфе потребовал себе военный конвой, очевидно считая себя в какой-то опасности. Но это к делу не относится. Я чрезвычайно признателен, что г-н Брушвит, во время моего пребывания в Омске, взял на себя обязанности ментора и дал благоприятную оценку моего поведения: «Атаман вёл себя довольно скромно». Полагаю, что я вышел уже давно из детского возраста и в баллах за поведение не нуждаюсь. Брушвит заявляет, что в Самаре нет ничего серьёзного. Это не соответствует действительности. В Самаре чересчур серьёзно, и эта серьёзность отражается на течении народной жизни. Да, я говорил, что в Самарском Комитете преобладает С.-ровская программа и что руководители различными отраслями хозяйства являются партийными работниками. Этого личного мнения отнять у меня никто не может. Про войско я не говорил, что оно возглавлено совдепами, а сказал вообще, что в Самаре совдепы будут, и я был прав — в настоящее время в Самаре уже работает Совет рабочих депутатов. Я считал ненормальным, что во главе армии стоит Штаб Народной Армии. Это мнение разделял и полковник Галкин, и доказательством правильности моего взгляда служит преобразование управления Народной Армией в виде Военного Ведомства и создания должностей Командующих фронтами и Начальников Округов. В Сибирском Военном Штабе этого не было, и я, сравнивая оба высших военных учреждения, как строевой офицер и как офицер Генерального Штаба, безусловно, был на стороне Сибирского Штаба. Относительно ходатайства о включении Оренбургского Войска в Сибирскую республику сообщаю, что подобного акта я сделать не мог, ибо не имел на это полномочий, и это дело Войскового Круга. Выше мною указано, что я, наоборот, изъял из Сибирского Правительства 2/3 войска, но никак не вошёл в Сибирскую республику. Об Учредительном Собрании, как член его, я не мог говорить того, что сказано в докладе Брушвита. Вопросов о том, зачем я вошёл в Комитет, никто из Членов Сибирского Правительства мне не задавал, и поэтому о возвеличении или унижении Самарского Комитета, связанного с моим именем, не могло быть и речи. Манией величия я никогда не страдал и пока нахожусь ещё в здравом уме. Смешно слышать от Члена Учредительного Собрания, что авторитет такого высокого Государственного учреждения может зависеть от личностей. Об Учредительном Собрании я говорил то же, что говорил и в Самаре, т.е. благодаря исключению из Учредительного Собрания левых с.-р., большевиков и убитых во время революции состав Учредительного Собрания будет далёк от кворума, и что необходимо или дополнить Собрание или произвести новые выборы, а в том виде, в каком оно есть, оно всегда будет давать повод к различного рода нареканиям. Относительно того, соберётся ли Учредительное Собрание, или не соберётся, я ничего и сейчас положительного сказать не сумею, но что оно должно собраться — это доказывается всеми моими речами и выступлениями, начиная с Мая 1917 года и кончая тем, что я, с оружием в руках, с Октября месяца сражался за созыв Учредительного Собрания. Я своих убеждений не менял и не меняю, каковы бы обстоятельства ни были. Далее, г-н Брушвит заявляет, что мой доклад был встречен неблагоприятно Сибирским Правительством. Я не интересовался, какое впечатление произведёт мой доклад. Я лишь выполнил возложенное на меня Войсковым Правительством поручение, но всё же таки я заметил чрезвычайно внимательное и серьёзное ко мне отношение, и то обстоятельство, что беседа моя должна была быть только с Советом Министров, между тем на мой доклад пожаловали все Управляющие Министерствами, заставляет думать противное. Конфиденциальных бесед с генералом Гришиным-Алмазовым я не вёл, а просто с ним установил общий план военных действий в Туркестане. Конечно, этот разговор не мог происходить на улице. С генералом Гришиным беседовал и о мобилизации. Как я вошёл в состав Комитета с разрешения Войскового Правительства, так и уйти из него могу только с того же разрешения. Выделять какую-то активную часть казачества в Самару для ликвидации Комитета я не мог, ибо к свержению существующего строя я не причастен и в бунтовщиках никогда не состоял. Второй Оренбургский Казачий полк, находящийся в Самаре, предназначен был как для несения службы охраны Учредительного Собрания, так и для усиления Народной Армии. Полк этот был мобилизован в два дня и послан в Самару без оружия. Полк этот не имел даже правильной организации. Всякому, желающему путём оружия захватить власть, станет ясно, что для захвата власти посылают твёрдую сорганизованную боевую часть, снабжённую всеми техническими средствами борьбы, а не безоружный, экстренно созванный полк. Мнение это совершенно разбивается тем, что я сам же хлопотал о том, чтобы полк вывели из Самары на фронт, дабы не подвергать казаков дурному влиянию большого города. Г-н Брушвит указывает, что все заявления мои, сделанные Сибирскому Правительству, были ему сообщены двумя Министрами этого Правительства. Г-н Брушвит, однако, отказывается назвать фамилии этих Министров. Я полагаю, что когда делается заявление в официальном учреждении с целью подорвать доверие к одному из членов этого учреждения, то является странным сокрытие имён лиц, заявление которых опорочивает [914] кого бы то ни было. В Комитете мне твёрдо было заявлено, что г-н Брушвит поехал в Омск по делам Комитета и наблюдение за мной и моими словами ему не поручалось. Судя же по запротоколенным (так в документе. — А.Г.) заявлениям Брушвита, выходит, что он являлся
914
В документе ошибочно — «опорачивает». — А.Г.
915
ГА РФ. Ф. Р-667. Оп. 1. Д. 16. Л. 2—5об.
Дутов ответил жёстко, но справедливо, ведь, действительно, миссия Брушвита была похожа на соглядатайство. Конечно, атаман слукавил, что не говорил о несерьёзности самарского правительства, но для самооправдания были хороши все средства, в том числе и ложь. Таким образом, в конфликте Самары и Оренбурга была и доля вины атамана, своими действиями спровоцировавшего (едва ли преднамеренно) резкую реакцию Самары.
24 августа 1918 г. в здании биржи состоялась лекция Дутова на тему «Текущий политический момент в связи с Гражданской войной и положение на фронтах в настоящее время». Зал был переполнен. Атаман кратко изложил историю большевистского движения. По его мнению, «когда само население столкнулось с ужасами расстрелов, грабежей и насилий, производимых советскими отрядами, теория «непротивления злу» отпала, и народ сам начал борьбу с большевиками» [916] . Дутов считал, что «вся наша разруха — германское дело. И теперь немцы видят и чувствуют, что загубленная было ими наша страна воскресла. Этой живой водой, воскресившей Родину, был патриотизм» [917] .
916
Александр Ильич Дутов. С. 83.
917
Там же. С. 87.
В своей речи атаман осветил ход антибольшевистского движения в общероссийском масштабе. В отношении собственного фронта Дутов был весьма оптимистичен: «Положение на нашем, Оренбургском фронте таково, что совершенно нечего бояться за фронт. Все наши полки достаточно вооружены, имеют достаточное количество пушек, снарядов. Мы имеем достаточно силы и устроили позиции по требованиям военной науки. Армия наших противников разлагается. Комиссары стараются улизнуть. Саморазложение их армии идёт колоссальными шагами. И пусть никто не допускает мысли, что противник откуда-нибудь может прорваться в Оренбург. Этого не будет. Всякие же разговоры об этом — сплошная нелепость» [918] . В конце лекции Дутов сказал, что «в будущем Россия представляется мне сильным и могучим государством. Не может она превратиться в ничтожество. Имея исторические уроки, страна должна стать на правильный путь» [919] . Под гром аплодисментов атаман покинул трибуну.
918
Там же.
919
Там же. С. 88.
Военное строительство
Дутов любил армию, тем более что антибольшевистские вооружённые формирования на Южном Урале в тот период были (и воспринимались современниками) в значительной степени его собственным детищем. Надо сказать, что на подконтрольной Дутову территории летом 1918 г. создавались не только казачьи формирования — велась активная работа по созданию армейских (из иногородних) и национальных (в основном из башкир и киргизов) частей. С июля 1918 г. в Оренбурге было установлено ношение погон, чего не было в Самаре, воспринимавшей это как реакционный жест [920] .
920
РГВА. Ф. 40054. Оп. 1. Д. 4. Л. 63.
Летом 1918 г. была осуществлена мобилизация башкир 1915–1919 гг. призыва [921] . Техническое выполнение мобилизации было возложено на башкирское правительство [922] . В общей сложности к концу лета 1918 г. сформировано шесть башкирских полков (5 пехотных и 1 кавалерийский), сведённых в две стрелковые дивизии, а в начале сентября формально — в Башкирский корпус под командованием генерал-майора Х.-А.И. Ишбулатова [923] . На ключевых должностях корпусного, дивизионных, бригадных и полковых командиров находились почти исключительно башкирские офицеры, штабные и строевые должности занимали, как правило, русские офицеры. Впрочем, сам корпус существовал лишь на бумаге.
921
РГВА. Ф. 40786. Оп. 1. Д. 1. Л. 1. По другим данным, 1915–1918 гг. призыва — Национально-государственное устройство Башкортостана (1917–1925 гг.). Документы и материалы. В 4 т. Т. 2. Ч. 1. Уфа, 2002. С. 414.
922
Приказ по Оренбургскому военному округу. 1918. № 119. 15.08 — РГВА. Ф. 39503. Оп. 1. Д. 5. Л. 13.
923
Вестник правительства Башкирии. 1918. № 4. 11.09. С. 2.
За контроль над башкирскими формированиями на востоке России развернулась негласная борьба. Формально башкиры подчинялись Народной армии Комуча, однако подчинить их себе стремилось ещё и Временное Сибирское правительство (по всей видимости, это была инициатива управляющего Военным министерством Временного Сибирского правительства генерал-майора А.Н. Гришина-Алмазова) [924] . Последнее летом 1918 г. отказало башкирам в финансовой поддержке, тем самым вынудив их распустить часть добровольцев по домам [925] . Дутов, судя по всему, также претендовал на управление башкирскими войсками, хотя бы в рамках Оренбургского военного округа, на территории которого в основном формировались и дислоцировались эти части. Не случайно он инспектировал эти формирования, стремился создать видимость активного участия в башкирском военном строительстве. 10 августа в Оренбург из Челябинска переехал Башкирский военный совет [926] , оттуда же в Оренбург были передислоцированы 1-й и 5-й Башкирские пехотные полки. 11 августа Дутов посетил батальон 1-го Башкирского полка, расположенный в лагере 2-го Оренбургского кадетского корпуса на Маячной горе [927] . При этом сами башкирские лидеры стремились к полной самостоятельности в отношении собственных вооружённых формирований [928] , причём в результате их активности создавалась значительная путаница в деле мобилизации у правительств, власть которых распространялась на заселённую башкирами территорию [929] . На практике башкирские войска подчинялись всем трём правительствам (самарскому, омскому и оренбургскому), а также и своему собственному руководству, что не могло не вызывать противоречий. Осенью 1918 г. были случаи неподчинения в 1-м и 2-м Башкирских стрелковых полках даже собственному башкирскому командованию, причём после беспорядков в 1-м полку во дворе Караван-сарая в Оренбурге зачинщики были расстреляны [930] .
924
ГА РФ. Ф. Р-667. Оп. 1. Д. 39. Л. 13.
925
Национально-государственное устройство Башкортостана. Т. 2. Ч. 1. Уфа, 2002. С. 421–422.
926
РГВА. Ф. 40786. Оп. 1. Д. 3. Л. 14.
927
Вестник правительства Башкирии. 1918. № 2. 28.08. С. 1.
928
ГА РФ. Ф. Р-667. Оп. 1. Д. 39. Л. 21.
929
См., напр.: Национально-государственное устройство Башкортостана. Т. 2. Ч. 1. Уфа, 2002. С. 431.
930
Там же. С. 469.
В середине октября 1918 г., вскоре после образования Временного Всероссийского правительства, башкирские части были подчинены в военном отношении Дутову, а дальнейшая мобилизация башкир и формирование 2-й Башкирской стрелковой дивизии в связи с финансовыми затруднениями прекращены [931] . По заявлению Валидова, Дутов «великодушно объявил, что «он выхлопотал Башкирскую дивизию, но с полным подчинением ему»» [932] . Башкирская стрелковая дивизия получила 9-й номер (37, 38, 39, 40-й Башкирские стрелковые полки, 4-я Башкирская батарея) и вошла наряду с другими неказачьими соединениями в состав Оренбургского армейского корпуса [933] . Общая численность дивизии на 28 декабря 1918 г. составляла 2278 штыков и сабель, 47 пулемётов, 2 трёхдюймовых орудия [934] . Впрочем, в январе 1919 г. башкиры, очевидно, в пику белому командованию приступили к восстановлению Башкирского корпуса [935] и, по всей видимости, восстановили прежнюю нумерацию, поскольку в документах встречается и та и другая [936] .
931
Там же. С. 478–479.
932
Там же. С. 504–505.
933
Там же. С. 484.
934
РГВА. Ф. 39514. Оп. 1. Д. 6. Л. 8.
935
РГВА. Ф. 40786. Оп. 1. Д. 3. Л. 112.
936
См., напр.: Национально-государственное устройство Башкортостана. Т. 2. Ч. 1. Уфа, 2002. С. 508–509.