Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна д’Арк»
Шрифт:
«Спрятать. Ее надо непременно спрятать, – твердил он, спеша к землянке. – Отправить бы ее к себе домой – в Мурашкино, да нельзя, найдут. А здесь… Десять рублей – цена немалая. Может сыскаться еще один иудушка. Хотя чего я сполох-то поднял? – остановился Семен Захарьевич. – Может, у нее где отец с матерью, спрячут».
Когда он спустился в землянку, Алёна сидела у маленького подслеповатого окна и что-то мастерила из лыка.
– Смотри, дядька Семен, лукошко какое славное выходит.
Алёна подняла
– Собирайся, доченька, уходить тебе надобно, и немедля.
– Случилось что?
– Случилось. Стрельцы нагрянуть могут в любую минуту. Про тебя дознались.
Семен Захарьевич опустился на лавку.
– Может, обойдется еще?
Алёна уже привыкла к своему доброму, немного ворчливому, шестидесятилетнему, но еще моложавому с лица опекуну, и ей так не хотелось уходить из этой, уже обжитой за месяц болезни, от злого взгляда укрытой землянки.
– Нет! – замотал головой Семен Захарьевич. – Знать, Бог уже не за нас. Так что поторопись, доченька.
Алёна быстро повязала белый платок, обула ноги в лапти.
– Я готова, только мне идти некуда, – она развязала платок и снова села на лавку.
– Так уж совсем и некуда? – переспросил Семен Захарьевич. Алёна кивнула головой.
– Эх ты, пичужка малая, – вздохнул мастер. – Поживешь с недельку на дальней вырубке, а как утихнет здесь все, отвезу тебя к своей старухе в Мурашкино.
Семен Захарьевич покопался в сундуке, стоявшем под лавкой, и протянул Алёне узелок.
– Вот тебе два рубля с полтиной. Богатство не больно велико, но попервой пригодится, коли что со мной содеется.
Алёна запротивилась было, но мастер настоял на своем.
– Присядем на дорогу… и с Богом, – предложил Семен Захарьевич, но сидеть не пришлось. Дверь с шумом распахнулась, и в землянку по ступенькам скатился Андрюха – малый лет десяти, будника Романа сын.
Шмыгнув носом, он выпалил без передыху:
– Дядько Семен, подьячий со стрельцами в стане. Тебя к себе требуют. А стрельцы оружны, сердиты и до наших мужиков задираются.
– Ну, вот и досиделись…
Семен Захарьевич поднялся с лавки.
– Далеко ли стрельцы? – спросил он.
– Не очень. У нового буда стоят.
– Это хорошо, – повеселел Семен Захарьевич. – Ты вот что, Андрюха. Сведешь ее, – показал он на Алёну, – на Макееву вырубку. Помнишь дорогу?
– Помню, чего же не помнить.
– Там сруб у родника, туда и сведешь. А ты, дочка, – обратился он к Алёне, – поживешь пока там. Зверя не бойся. Зверь не человек, не выдаст. Ну, прощай, – вдруг дрогнувшим голосом сказал Семен Захарьевич, обнял Алёну и вышел из землянки.
Он шел к новому буду, поминутно оборачиваясь, и, когда голубой сарафан Алёны, купленный намедни в Арзамас-граде, скрылся в ельнике, Семен Захарьевич облегченно
Когда мастер подошел к работным, те почтительно расступились, давая ему дорогу. На принесенной кем-то лавке сидел Губной избы подьячий. Он был крутолоб, черноволос, умные серые глаза его глядели настороженно, как бы прицениваясь. Было душно, и посему подьячий дышал глубоко, шумно, грудь его высоко вздымалась, а на крепкой бычьей шее выступали синие жилы.
«Ему бы деревья валить на буды, а не в Губной избе листы марать», – подумал Семен Захарьевич. Он не спеша снял войлочный треух и поклонился поясно.
– Здрав будь. Почто пожаловал?
– Непорядок у тебя, Семен Захарьич. Работные бегут с будного майдана, – тихо сказал подьячий.
Мастер ждал другого вопроса и даже растерялся поначалу. «Может, и не за Алёной вовсе», – обрадованно подумал он.
– Все вроде здесь, – оглядывая работных, ответил Семен Захарьевич. – Артель у нас дружная, живем по-семейному, не ссоримся.
– Все, да не все. Что-то я Егора Пустозвона не вижу.
– Так ушел Егор. Да! К зазнобе своей в Соколовку подался.
– Не блажи, мастер, – засмеялся дьяк. – Время ли свиданничать? Но речь не о нем. Приехал я за девкой, что прячешь у себя.
Семен Захарьевич помрачнел:
– Нет у меня никого и баб в стане нет. Одни управляемся, без баб. Разве что бабка Дарья…
– Не крути, Семен Захарьич. У себя девку прячешь, – возвысил голос подьячий. – Эй, кто там, – махнул он рукой одному из мужиков. – Покажи, где хоромы мастера.
Два стрельца и мужик ушли, но вскоре вернулись.
– Спрятать успел. Ну, дело твое.
Подьячий подал знак, и стрельцы, навалившись на Семена Захарьевича, ловко скрутили ему руки и ноги, бросили в телегу. Подьячий встал.
– Мужики! Бог карает всякого, кто во лжи пребывает, и награждает в правде живущего. Так вот, я вас и спрашиваю: кто знает, где девка прячется? Супротив царя венценосного и Бога пошла она, дело на ней государево.
Тишина повисла над поляной. Только и слышно было, как огонь гудит в будах да поленья потрескивают…
– Десять рублей серебром князь Шайсупов жалует тому, кто на девку укажет. Ну, что же вы, мужики?
Он еще долго уговаривал работных внять словам божьим и выдать отступницу, но те стояли молча, тесно сгрудясь, низко опустив головы.
Тогда подьячий приказал, обращаясь к стрельцам:
– Сечь подряд всех, пока не скажется кто!
Стрельцы бросились в толпу, пытаясь вытянуть первых попавшихся для расправы, но мужики не дались. В руках работных блеснули топоры, крайние из стоявших мужиков потянулись за дубовыми стояками.