Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или (др. перевод)

Рэнд Айн

— На что?

— Забрать у вас ваш металл.

Риарден улыбнулся и, поддавшись жалости, сказал:

— Забудь об этом, Отрицатель Абсолютов. Прав тоже не существует.

— Я знаю, что не существует. Но я хочу сказать… они не должны были так поступать.

— Почему? — Риарден не смог сдержать улыбки.

— Мистер Риарден, не подписывайте Сертификат дарения! Из принципа не подписывайте.

— Не подпишу. Но принципов тоже нет.

— Я знаю, что их нет. — И Кормилица процитировал с аккуратностью и святой верой прилежного школяра: — «Я знаю, что все относительно, и никто ничего не может знать точно, сама причина — только иллюзия,

а реальности не существует». Но я сейчас говорю о риарден-металле. Не подписывайте, мистер Риарден. Существует мораль, или нет, есть принципы, или их нет, не подписывайте, и все тут — потому что это неправильно!

Кроме Кормилицы, никто не упоминал о Директиве в присутствии Риардена. Молчание — вот что стало новым на заводах. Люди не заговаривали с ним в цехах, и он заметил, что они и друг с другом не разговаривают. Официальных заявлений об увольнении не поступало. Но каждое утро один-два человека не выходили на работу и больше уже не появлялись на заводе никогда. При выяснении обстоятельств неявки, их дома находили брошенными и опустевшими. О таких уходах управленческий персонал не сообщал, как того и требовала директива. Риарден стал замечать среди вахтенных незнакомые, испитые лица людей, долгое время живших без работы, и слышал, как к ним обращаются по именам тех, кто ушел. Риарден ни о чем не спрашивал.

Зловещее молчание распространилось по всей стране. Риарден не знал, как много промышленников отошли от дел и исчезли первого и второго мая, оставив свои заводы. Он насчитал десятерых только среди своих клиентов, в том числе Макнила из чикагской «Макнил Кар Фаундри». О других нельзя было ничего узнать, поскольку газеты ничего не сообщали.

Первые полосы газет неожиданно наполнились историями о весеннем паводке, автомобильных катастрофах, школьных пикниках и торжествах по поводу золотых свадеб.

В его доме тоже царило молчание. Лилиан уехала во Флориду еще в середине апреля. Эта необъяснимая причуда удивила его: она уехала одна впервые за все годы их брака. Филипп панически избегал его. Мать смотрела на Риардена с упреком и замешательством, не говоря ни слова, но разражалась рыданиями, словно желая сообщить, что предчувствует надвигающееся несчастье.

Утром пятнадцатого мая Риарден сидел в кабинете над кипой бумаг и следил за дымами, поднимавшимися к ясному голубому небу. Некоторые, совершенно прозрачные, колыхались в воздухе, как марево в жаркий день — невидимые, но искажавшие предметы. Над заводом вздымались струи красноватого дыма, колонны желтого, легкие, растекающиеся спирали голубоватого и густые, плотные, похожие на скрученные рулоны шелка, окрашенные солнцем в цвет розового перламутра.

На столе зажужжал аппарат внутренней связи, и голос мисс Ивз сообщил:

— Мистер Риарден, доктор Флойд Феррис хочет вас видеть, без предварительной записи. — Несмотря на официальную твердость, голос звучал вопросом: «Должна ли я его впустить?»

Риарден немного удивился: он не ожидал, что пришлют именно Ферриса. И спокойно ответил:

— Пригласите его в кабинет.

Подойдя к столу, доктор Феррис не улыбался: выражение его лица явственно показывало, что он имеет самые веские причины для улыбки и посему воздерживается от очевидного. Не дожидаясь приглашения, он уселся напротив Риардена, положив на колени портфель. Он держался так, словно сам факт его присутствия в кабинете делает слова излишними.

Риарден молча смотрел на него с терпеливым ожиданием.

— Поскольку

срок подписания национальных Сертификатов дарения истекает сегодня в полночь, — провозгласил доктор Феррис тоном продавца, оказывающего клиенту необычайную любезность, — я пришел, чтобы получить вашу подпись, мистер Риарден.

Он сделал паузу, давая понять, что ответ необходим.

— Продолжайте, — сказал Риарден. — Я слушаю.

— Да, полагаю, я должен объяснить, — продолжил доктор Феррис, — что мы хотели бы получить вашу подпись сегодня в начале дня, дабы сообщить об этом факте по национальному радио. Несмотря на то, что программа подписания Сертификатов дарения проходит в целом довольно гладко, все же остались несколько индивидуалистов, которые ответили нам отказом. Мелкая сошка, конечно, их патенты не имеют решающего значения, но мы никого не можем освободить от обязательств, вы же понимаете, это дело принципа. Они, насколько мы понимаем, выжидают, как поступите вы. У вас много почитателей, мистер Риарден, намного больше, чем вы могли бы ожидать. Таким образом, подписанный вами сертификат уничтожит последние островки сопротивления и к полуночи принесет нам оставшиеся подписи, завершив тем самым программу.

Риарден понимал, что ничего подобного доктор Феррис никогда не высказал бы вслух, если бы у него оставалось хоть малейшее сомнение в том, что его ожидает победа.

— Продолжайте, — так же ровно ответил Риарден. — Вы не закончили.

— Вам известно — и вы сказали об этом на судебном процессе — что для нас очень важно получить всю собственность при добровольном согласии жертв, — доктор Феррис открыл портфель. — Вот ваш Сертификат дарения, мистер Риарден. Мы заполнили его, вам осталось только поставить внизу вашу подпись.

Лист бумаги, который он положил на стол перед Риарденом, напоминал своего рода диплом об окончании колледжа: с текстом, напечатанным старинным шрифтом, и отдельными фразами, впечатанными на машинке. В документе говорилось, что он, Генри Риарден, настоящим передает нации все права на металлический сплав, известный как «сплав Риардена, или, в просторечии, риарден-металл», который, таким образом, может производиться любым, кто того пожелает, и станет называться «Чудесным сплавом», каковое название избрано представителями народа.

Глядя на бумагу, Риарден недоумевал, что это: грубая пародия на приличие или заведомо заниженная оценка интеллекта жертв, позволившая создателям документа напечатать сей текст поверх светлого силуэта Статуи Свободы?

Он медленно поднял глаза на доктора Ферриса.

— Вы не пришли бы сюда, — констатировал Риарден, — если бы не заготовили против меня козырной карты. Что за козырь?

— Разумеется, — признал доктор Феррис. — Я ожидал, что вы догадаетесь. Поэтому в долгих объяснениях нет необходимости. — Он снова открыл портфель. — Хотите взглянуть на мой козырь? Я принес несколько штук.

Подобно карточному шулеру, он одним взмахом руки раскинул перед Риарденом веер глянцевых снимков. Это были фотокопии квитанций из отелей и мотелей, подписанных именами мистера и миссис Смит.

— Вы, конечно, знаете, — промурлыкал доктор Феррис, — хоть и можете поинтересоваться, откуда нам известно, что под именем миссис Джей Смит скрывается мисс Дагни Таггерт.

Он ничего не смог прочитать на лице Риардена. Тот не наклонился к снимкам, не стал их придирчиво рассматривать, словно уже заметил в них нечто для себя неизвестное.