Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А (др. перевод)
Шрифт:
Дагни ахнула: вытянутая, залитая светом комната без окон в оболочке из поблескивающего металла, напоминающая маленький танцзал на подводной лодке, была лучшей современной лабораторией, какую она только видела.
— Входи, — пригласил ее с улыбкой Голт, — мне больше не нужно скрывать от тебя секреты.
Это было как переход в иную Вселенную. Дагни посмотрела на сложное оборудование, искрящееся в ярком рассеянном свете, на сеть блестящих проводов, на классную доску, исписанную математическими формулами, на длинные ряды предметов, созданных благодаря суровой дисциплине целеустремленности, потом на прогнувшиеся
— Ты хотела знать, где я работал одиннадцать месяцев в году, — сказал Голт.
— И это все, — спросила Дагни, указывая на лабораторию, — приобретено на зарплату, — она указала на мансарду, — неквалифицированного рабочего?
— О, нет! На арендную плату, которую Мидас Маллиган платит мне за электростанцию, за лучевой экран, за радиопередатчик и еще несколько работ такого же рода.
— Тогда… тогда почему тебе приходилось работать путевым обходчиком?
— Потому что заработанные в долине деньги нельзя тратить за ее пределами.
— Где ты взял это оборудование?
— Я его спроектировал. Изготовлено оно на заводе Эндрю Стоктона. — Он указал на предмет величиной с радиоприемник в углу комнаты. — Вот тот двигатель, который был тебе нужен, — и усмехнулся тому, как она ахнула и невольно подалась вперед. — Можешь осмотреть, теперь ты не выдашь его им.
Дагни во все глаза смотрела на блестящие металлические цилиндры, поблескивающие катушки с проволокой, напоминающие ржавый предмет, хранящийся как священная реликвия в стеклянном гробу в склепе терминала Таггертов.
— Он поставляет мне электричество для лаборатории, — сказал Голт. — Никому не приходится задаваться вопросом, почему путевой обходчик расходует столько электроэнергии.
— Но если они обнаружат это место…
Голт издал странный, отрывистый смешок.
— Не обнаружат.
— И долго ты…
Дагни умолкла; на этот раз она не ахнула; представшее перед ней зрелище можно было встретить только с полным внутренним спокойствием. На стене, за механизмами, она увидела вырезанную из газеты фотографию. На ней была она, в брюках и рубашке, стоящая возле паровоза на открытии дороги Джона Голта. В улыбке были событие, смысл и солнечный свет того дня. Стон был единственной ее реакцией, когда она повернулась к Голту, но выражение его лица было под стать ее выражению на фотографии.
— Я был символом того, что ты хотела уничтожить в мире, — сказал он. — Но ты была для меня символом того, чего я хотел достичь. — Голт указал на фотографию. — Считается, что люди должны испытывать такое состояние раз, от силы два в жизни. Но я избрал его как постоянное и обычное.
Выражение его лица, безмятежная сила его глаз и разума сделали для нее это состояние реальным сейчас, в данную минуту, в этом городе. Когда он поцеловал ее, Дагни поняла, что их обнимающие друг друга руки держат свое величайшее достижение, что это реальность без тени страдания или страха, реальность Пятого концерта Ричарда Халлея, награда, которой они хотели, за которую сражались и заслуженно получили.
Раздался звонок в дверь.
Первой ее реакцией было отпрянуть, его — удержать ее, притянув поближе к себе, и подольше.
Когда Голт поднял голову, на лице его была улыбка.
— Настало время не бояться.
Дагни последовала за ним в мансарду. Она услышала, как сзади защелкнулся замок лаборатории.
Голт молча подал ей пальто, подождал, когда она завяжет пояс и наденет шляпу, потом подошел к двери и открыл ее.
Вошли трое крепко сложенных мужчин в военной форме, каждый с двумя пистолетами на бедрах, с широкими, бесформенными лицами, с тупыми глазами. Четвертый, их начальник, был хрупким штатским в дорогом пальто, с аккуратными усиками, светло-голубыми глазами и манерами интеллектуала из службы связи с общественностью.
Хлопая глазами, он оглядел Голта, комнату, сделал шаг вперед, остановился, сделал еще один шаг и остановился снова.
— В чем дело? — произнес Голт.
— Вы… вы Джон Голт? — спросил он излишне громко.
— Меня так зовут.
— Вы — тот самый Джон Голт?
— Какой?
— Вы говорили по радио?
— Когда?
— Не позволяйте ему дурачить вас. — Металлический голос принадлежал Дагни, она обращалась к начальнику. — Он — тот самый Джон Голт. Я подтвержу это в управлении полиции. Можете продолжать.
Голт повернулся к ней, словно к незнакомке.
— Не скажете ли, кто вы и что вам здесь нужно?
Лицо его было таким же пустым, как лица солдат.
— Меня зовут Дагни Таггерт. Я хотела убедиться, что вы — тот человек, которого разыскивает вся страна.
Голт повернулся к начальнику.
— Хорошо, — сказал он. — Я — Джон Голт, но если хотите, чтобы я отвечал вам, держите свою доносчицу, — он указал на Дагни, — от меня подальше.
— Мистер Голт! — воскликнул начальник с необычайной оживленностью. — Для меня честь познакомиться с вами, честь и привилегия! Пожалуйста, мистер Голт, не поймите нас превратно, мы готовы удовлетворить ваши желания, нет, конечно же, вам не нужно иметь дело с мисс Таггерт, если не хотите, мисс Таггерт только старалась исполнить свой патриотический долг, но…
— Я сказал, уберите ее от меня.
— Мы вам не враги, мистер Голт, уверяю вас, не враги. — Он повернулся к Дагни. — Мисс Таггерт, вы оказали народу неоценимую услугу. Вы заслужили высшую форму общественной благодарности. Позвольте теперь нам продолжать.
Успокаивающим движением рук он велел ей отойти назад, чтобы Голт ее не видел.
— Чего вы хотите? — спросил Голт.
— Нация ждет вас, мистер Голт. Мы хотим только возможности рассеять недоразумения. Только возможности сотрудничать с вами. — Рукой в перчатке он подал знак троим, половицы заскрипели, когда те молча принялись открывать ящики стола и чуланы — они обыскивали комнату. — Дух нации оживится завтра утром, мистер Голт, когда люди узнают, что вы нашлись.
— Чего вы хотите?
— Просто приветствовать вас от имени народа.
— Я под арестом?
— Зачем думать в таких устарелых терминах? Наша задача — лишь сопроводить вас на высшие совещания руководства нации, где ваше присутствие очень нужно. — Он сделал паузу, но ответа не получил. — Высшие руководители страны хотят просто посовещаться с вами и достичь дружеского взаимопонимания.
Солдаты не нашли ничего, кроме одежды и кухонных принадлежностей; не было ни писем, ни книг, ни хотя бы газеты, словно в этой комнате жил неграмотный.