«Атлантида» вышла в океан
Шрифт:
Втроем мы запротоколировали результаты раскопок. Я на своем личном самолете доставил кости в Мельбурн, где они сейчас под семью замками хранятся в моем... в Мельбурнском университете св. Маврикия. Там же под руководством Вудварда их подвергали химическому анализу и калий-аргоновому.
И не только их. Все, что нашли поблизости, почву. Притом и по отдельности, и вместе. Старик Вудвард — придира неимоверный и больше всего печется о своей научной репутации. Так что «допрос» останков он проводил с пристрастием.
Да и я сто раз все проверил. Допустим, любитель Даусон мог ошибиться. Ну, я в конце концов не самый крупный в мире специалист. Но Вудвард — это же светило! И потом, анализы не соврут. Так что австралоантроп родился! Остается зарегистрировать его в мерии и выдать свидетельство о рождении.
Эта почетная задача и выпала на вашу долю. Вот что я написал этому корреспонденту. Ну как?
Ученые молча переглядывались. Наконец Левер сказал:
— Ладно, Грегор, давай ему, что хочешь. В конце концов подписываешь ты. Только убери, ради бога, всякие там выражения. Все-таки это для газеты и на серьезную тему.
— Подумаешь,— проворчал Маккензи.— Ничего бы с читателями не случилось. Проглотили бы. Ну да ладно, исправлю. А теперь,— он сделал паузу,— разрешите мне пригласить вас всех на банкет, который я устраиваю по случаю рождения старейшего человека не земле. Могу вам сообщить по секрету,— Маккензи понизил голос,— я имел беседы кое с кем у нас в правительстве. Видимо, всех выдающихся ученых,— он обвел коллег многозначительным взглядом,— ожидают высокие награды. Что касается почетного членства в нашей Академии, об этом и говорить не приходится. Вот так! — И Маккензи грузно опустился в жалобно заскрипевший шезлонг.
ГЛАВА 9. «ЗВУК И СВЕТ»
Пассажиры на корабле спали, обедали, купались в бассейнах, играли в теннис и шахматы, в карты и рулетку, флиртовали, занимались бизнесом, отдыхали, гуляли, спорили. Сам корабль, не зная устали, безостановочно мчался днем и ночью в тумане и под ярким средиземноморским солнцем, ни на мгновенье не замедляя хода, ни на секунду не останавливая ритмичного гула могучих машин.
Остались позади Сицилия, Мальта, Крит. За бортом тянулись африканские берега, порой холмистые, порой зеленые, а порой сверкающие белизной какого-нибудь города, например Бизерты.
Компания отлично знала и учитывала интересы своих пассажиров — первого класса, разумеется. Она понимала, что те, кто очень торопится, летали самолетом, а кто предпочитал пароход, имели на то свои особые причины: одни боялись авиационной катастрофы, другие не переносили воздушной болезни. Морская болезнь была почти исключена благодаря специальным устройствам. Третьи ехали просто, чтобы развлечься. В общем, никто не спешил. И любой из них с удовольствием задержался бы на два-три дня для осмотра по пути достопримечательностей.
Поэтому рейс «Атлантиды» предусматривал трехдневную остановку в Александрии, с экскурсией в Каир, осмотром пирамид, музея и т. д. Стоимость экскурсии включалась в стоимость билета первого класса.
Пассажиры второго и третьего классов также могли принять в ней участие, заплатив дополнительно по льготному тарифу. Пассажирам последних классов была предоставлена возможность задыхаться от жары в своих раскаленных трюмных каютах, пока остальные вернутся назад. С их эмигрантскими документами даже не выпускали на берег.
Прилепившись к иллюминаторам, мокрые от пота, сняв с себя все, что можно, они тоскливо глядели на александрийские набережные, на окаймлявшее их полукружье красивых домов, и ждали, ждали, ждали...
Ученые совершали свой путь кораблем потому, что в Каире им предстояла интересная встреча. Туда должны были доставить специально для них останки презинджантропа. Выпускать эти драгоценные кости из Африки власти не разрешили.
Как ни хорошо были знакомы ученым фото и муляжи костей презинджантропа, но каждый из них мечтал сам подержать в руках то, что некогда было первым человеком на земле. В особенности радовался предстоящей встрече Левер.
— Вы только подумайте, друзья, просто невероятно! А? Сколько ни мечтаешь, а все некогда выбраться на такое свидание.
— Меньше б было у тебя других свиданий,— ворчал Маккензи,— так хватило бы на это.
— Ая-яй,— укоризненно качал головой Левер,— как ты суров ко мне, Грегор, как суров. Одна радость осталась у старика...
— Если бы одна! А то вон их сколько. Можно подумать, что тебе не семьдесят...
Левер самодовольно улыбался.
— Да, Грегор, да. Поверь, я все же моложе зинджантропа. Немного...
Но Маккензи не поддержал шутки. Встреча с архипредком оставляла его равнодушным. Шмелев откровенно радовался, что удастся посмотреть на пирамиды, побродить по музеям.
И уж, конечно, был в восторге Озеров. Он не уставал строить планы экскурсии, готовил фото- и киноаппараты.
Мари и Озеров виделись все чаще.
Каждый вечер, словно сговорившись, молодые люди оказывались на той кормовой площадке, где не горели фонари, чтобы лучше было любоваться лунной дорожкой. Один приходил первым и, облокотясь о перила, смотрел на пенные буруны за винтом. Другой приходил позже и становился рядом. Некоторое время оба молчали. Первой нарушала обычно молчание Мари.
— Ну как, коллега, дела?
Она не называла его Юрием, боясь, что по произношению он разгадает ее национальность. И это шутливо-насмешливое «коллега», которое возникло на второй день знакомства, так и тянулось.
Зато Озеров сразу же стал называть ее Машей.
— Мари,— это по-французски, согласен, Мэри — по-английски. Но я-то русский. По-нашему, вы — Маша. Так и буду вас звать.
Ее настоящее имя, произнесенное на ее родном языке, непонятной болью отдалось в сердце. И каждый раз потом, когда Озеров называл ее Машей, она ощущала глухой отзвук той боли.