«Атлантида» вышла в океан
Шрифт:
«Что он тут делает? — подумал Озеров.— Да еще в такой час? Может, он только и ждет, чтоб я зашел к ней, а через минуту явится туда с фотоаппаратом и блицем?»
«А ну их всех к черту!» — зло выругался он про себя и решительным шагом направился в свою каюту.
Мари неторопливо вынула из чемодана пишущую машинку, вставила четыре копии, заперла дверь и села за стол.
Итак, она решилась. Она знает, как искупить свою вину перед Озеровым. И как одновременно выбить оружие из рук Сергея. Она просто все, до последней мелочи напишет и отошлет в четыре адреса. Чем тогда сможет запугать ее Сергей? Пускай предъявляет фото и магнитофонные пленки. Ей не страшно. Ну что ж, заслужила тюрьму — год, пять лет, десять — она готова их отсидеть. Зато потом она свободным человеком будет жить на Родине.
Она прекрасно понимает, что Озеров не будет ее ждать, да и неизвестно, нравится ли она ему. Если да, то, когда он все узнает, наверняка возненавидит. Но все же она будет жить с ним в одной стране и, быть может, своим трудом, своей жизнью заслужит его уважение.
Мари постаралась собраться с мыслями, не отвлекаться. Пальцы ее быстро забегали по клавишам машинки.
Она писала час, два. Было далеко за полночь, когда она аккуратно разложила все четыре экземпляра и запечатала в конверты. На конвертах большими буквами вывела адреса.
Один экземпляр своей исповеди она посылала в «Юманите», второй — в Москву на радиостанцию «Родина», третий — тоже в Москву в журнал «Молодежь и наука» Озерову лично», а четвертый (Мари была предусмотрительна) — в адрес парижского отделения международного агентства «Сервис во всем». На конверте стояла приписка: «Если не будет востребован Мари Флоранс через месяц, вскрыть». Внутрь она вложила записку: «Передать полиции». В исповеди она изложила все: как ее завербовали, как заставляли участвовать в преступлениях, какую провокацию готовили против Озерова. Она перечисляла все известные ей имена, адреса.
Когда конверты были готовы, она по-русски написала записку Озерову: «Умоляю Вас, выйдите на десять минут на нашу площадку, я должна сказать вам нечто очень важное. Маша».
Вызвала боя и, вручив ему всю пачку, приказала:
— Сначала отнесешь и сдашь на почту большие конверты, а потом зайдешь в каюту напротив и передашь записку. Иди! — и она дала ему щедрые чаевые.
Ну вот и все. Словно гора свалилась с плеч! Сейчас она встретится с Озеровым, Будет сдержанна. Она скажет ему, кто она и какое имела задание. Он должен знать. Ведь, узнав о ее измене, сообщники Сергея могут придумать какую-нибудь другую провокацию. Он должен быть предупрежден.
Она скажет, что все подробности о себе, о тех, кому служила, она написала в письме и отправила ему в Москву. И не только ему.
Она скажет, что не может жить без Родины, и чем бы ей это ни грозило, вернется домой. А он, если сможет простить ее... она готова посвятить ему всю свою жизнь! Пусть берет ее кем хочет: женой, любовницей, секретарем, прислугой. Она на все согласна. Мари плохо представляла, как все это может быть в жизни, но это ее не интересовало. Лишь бы сейчас увидеть его, все сказать... Лишь бы он ее выслушал!
Пальцы ее дрожали, когда она застегивала кофточку, подмазывала губы.
А что, если он не захочет слушать? Если с презрением отвернется после первых же слов. Или даст ей пощечину. Боже мой, хоть бы он сделал это! Ее столько били в жизни, и всегда незаслуженно. Как сладостно было бы получить хоть одно справедливое наказание. Нет, он не может так поступить — у них так не делают. А как?
Мари никак не могла наложить слой помады, все смазывала ее и поправляла. Наконец привела себя в порядок, посмотрелась в зеркало.
Он должен ее выслушать! Обязан! Она попросит лишь об одном, чтоб он ничего не говорил. Пусть выслушает и уйдет, уйдет молча. А когда прочтет ее исповедь, когда узнает, что ее опубликовали в газетах, передали по радио, тогда, если захочет, сам позовет ее.
Мари торопливо вышла в полуосвещенный коридор, прошла на пустынную в этот ночной час палубу и добралась до кормовой площадки, где было темно, где не горели фонари. Поплотнее закутав голову в косынку, оперлась о перила и стала ждать...
Когда бой вышел из ее каюты с конвертами и запиской в руках, за поворотом коридора его остановил высокий мужчина. Темные очки и надвинутая на глаза шляпа скрывали его лицо.
— Стой, парень,— мужчина взял боя за руку.— Хочешь заработать двадцать долларов?
Услышав сумму, бой остановился, вытаращив глаза.
— Давай-ка все, что у тебя есть, и шагом марш! Я сам отнесу эту пачку куда надо!
— Но госпожа просила...
— Не беспокойся — я муж. Хочу знать, не любовникам ли она тут пишет. Если да, у меня будет повод для развода. Понял? Убивать ее и поднимать скандал не собираюсь. Гони конверты!
Бой колебался.
Тогда мужчина решительным жестом сунул ему пятидесятидолларовую бумажку и вырвал из рук конверты.
— Все! Шагай отсюда. И никому ни слове! Понял? А то она еще посоветуется со своим адвокатом, и у меня опять с разводом не выйдет.
Но бой ничего не слышал, он уставился на деньги, как загипнотизированный. Никогда даже не мечтал он, что станет обладателем такой суммы!
— Благодарю вас, сэр, благодарю...— бормотал мальчик, но высокий мужчина уже скрылся за дверью, ведущей на палубу.
А Мари все ждала...
Она посмотрела на часы: десять минут — на отправку конвертов, пять минут — на передачу записки Озерову. Пока он оденется, быть может, он уже спал, пока приведет себя в порядок, пока дойдет — еще пятнадцать. Итого полчаса, прошло уже сорок минут, его все нет.
А вдруг он вообще не придет?
При этой мысли сердце Мари упало. Нет, этого не должно быть!
Нет! Еще пять минут. Еще десять. Если он не придет, она сама пойдет к нему в каюту!
Ладони ее стали мокрыми, она дрожала.